Огненные палаты
Шрифт:
Гиз удалился от двора два года тому назад, после восшествия на престол Карла IX, которому в ту пору было всего девять лет и который проплакал большую часть коронации и до сих пор спал в одной постели со своей матерью. Герцог был уверен: его отсутствие окажется для королевы настолько заметной потерей, что она немедленно призовет его обратно, однако расчет совершенно не оправдался, и он очень скоро пожалел о своем решении. То же самое недовольство Гиз чувствовал и среди своих приближенных. Все они были верными гражданами и добрыми католиками и ссылку в северо-восточное захолустье воспринимали болезненно.
Он
Они выехали из леса в поля, окружавшие Васси, и Гиз, резко вонзив шпоры в бока своего коня, перешел в галоп. Сзади эхом донесся топот многочисленных копыт: весь отряд последовал примеру своего предводителя, и он ощутил прилив решимости. Вне всякого сомнения, он отсутствовал при дворе слишком долго. Предатель Конде, организатор попытки их с братом похищения в Амбуазе, по-прежнему находился на свободе, а Колиньи, вновь вернувший себе расположение королевы, был занят укреплением гугенотского влияния при дворе. Эти двое были внутренними врагами. Слабость Екатерины грозила расколом в королевстве.
Их необходимо было остановить.
– Мальчик! – закричал он.
Перед ним тотчас же возник его конюх.
– Что это за городишко? – осведомился Гиз, указывая на шпили и серые черепичные крыши небольшого городка, видневшегося в некотором отдалении.
Это могло быть что угодно. Они трусили мимо унылых пейзажей Шампани уже много часов подряд.
– Это Васси, мой господин, – быстро ответил мальчик.
Гиз был удивлен.
– Васси, говоришь?
Васси находился в его владениях. В голову ему пришла одна идея. Хотя герцог никогда не пропускал воскресную мессу, даже в те славные дни, когда он сражался на поле боя во главе огромной армии, он не питал никаких иллюзий относительно того, что все его последователи столь же набожны. Солдаты в массе своей куда больше пеклись о желудке, нежели о душе. К тому же в Великий пост они ощущали нехватку мяса и прочего провианта. Быть может, стоит сделать остановку и на несколько часов дать своему отряду передышку от дождя и ветра?
После того как они вознесут хвалы Господу, он позаботится о том, чтобы люди были накормлены и получили по кружке согревающего эля, прежде чем продолжать путь. Франциск не намерен был вступать в Париж промокшим и изнуренным с дороги, в сопровождении свиты, потрепанной и жалкой, как какая-то шайка наемников. Он ведь бывший великий камергер! Он должен позаботиться о том, чтобы все при дворе стали свидетелями его триумфального возвращения.
– Мальчик! Поезжай вперед нас в Васси и скажи им, что едет Франциск, герцог де Гиз, в сопровождении своего брата, кардинала Лотарингского, и они намерены почтить их городок своим присутствием. Мы будем стоять мессу. Скажи им, что с нами сорок человек, которым понадобится пища и кров, прежде чем мы продолжим наше путешествие.
– Да, мой господин, – сказал конюх.
Гиз вздохнул. У него раскалывалась голова и болели ноги. Неужели он уже слишком стар для этой игры молодых? Он крякнул. Нет, он не собирается покоряться возрасту. Может, его звезда и потускнела, но у него еще есть время вернуть свою удачу. Он вскинул глаза и посмотрел на небо.
Если бы еще дождь прекратился.
Еще через полчаса скачки Гиз перестал чувствовать руки. Он грубо дернул поводья, и его жеребец снова взвился на дыбы. Задние копыта мгновенно увязли в грязи, и скакун затоптался на месте, меся бурую жижу, но удержал равновесие.
Герцог вскинул руку, и его отряд начал потихоньку замедлять ход под аккомпанемент звона сбруи, грохота тележных колес и фырканья вьючных животных. Наконец колонна людей и животных остановилась.
– Что там такое? – спросил кардинал.
– Тихо. – Гиз устремил взгляд на деревянное строение, возвышавшееся впереди на равнине. – В этом-то и вопрос.
Брат проследил за направлением его взгляда. Внушительного вида деревянный амбар, примерно одинакового размера в высоту и ширину, стоял в чистом поле за пределами городских стен. Он был построен в романском стиле, с черепичной двускатной крышей, крепкими стенами и рядом окон на верхнем ярусе. Шпиль церкви в Васси, в самом сердце городка, по сравнению с ним казался крошечным.
– Вы имеете в виду этот амбар, брат? – спросил кардинал.
– Да, – отрывисто бросил тот. – Этот очень большой, очень новый, очень вызывающий амбар. Более чем амбар, здание. За стенами моего вассального города.
До кардинала внезапно дошло, к чему он клонит.
– Думаете, это протестантский молельный дом?
– А у вас есть лучшее объяснение?
– Возможно, это амбар для хранения… – Он не договорил. – Нет, вы, скорее всего, правы.
На лице Гиза застыло суровое выражение.
– Вот что бывает, если им попустительствовать! Едва ли можно было бы найти более вопиющий символ того, как реформаты противопоставляют себя добропорядочным гражданам и подрывают наши устои.
– По условиям эдикта реформатам теперь разрешается строить места поклонения вне городских стен, мой господин, – мягко заметил кардинал.
– Я прекрасно это знаю. Это огромная ошибка. Неужели вы не видите, как эта их молельня, – Гиз практически выплюнул это слово, – практически уничтожает шпиль нашей церкви? Сегодня воскресенье. Идет Великий пост. Время, когда все христиане демонстрируют послушание и раскаяние, практикуют смирение и вспоминают мучения Господа нашего Иисуса Христа. А эти… Какая наглость, какое вызывающее выставление напоказ, какой… плевок в лицо!
Кардинал взглянул на брата и увидел, каким фанатичным огнем и – хотя он никогда не признался бы в этом ни одной живой душе – какой ненавистью горят его глаза. Для герцога гугеноты олицетворяли собой все беды Франции.
– Вперед, – скомандовал Гиз, пришпоривая своего коня.
Остановился он, когда было уже рукой подать до городских стен, где его поджидал юный конюх с известием, что священник из Васси почтет за честь приветствовать герцога в числе своих прихожан на мессе.
– А что они говорят об этом непотребстве?