Огненные сердца
Шрифт:
В сон ее пока не клонило, и Дженна присела на ствол на берегу реки, глядя на воду. Издалека долетал шум города. Поблизости слышались голоса неизвестных ей птиц.
Дженна закрыла глаза и попыталась позволить реке унести ее скорбь, как та уносила талый снег. Но непрошенные слезы вернулись вновь. Они торопливо полились по щекам, обжигая холодную кожу. Дженна не могла сдержать рыдания, от которых содрогалось все ее тело.
Она не слышала шорох веток за спиной, не видела, как Ченс остановился, не зная, что делать — подойти и утешить ее или оставить наедине с ее горем. При виде плачущей Дженны в нем проснулись чувства, которые Ченс уже не смог отрицать.
Он
— Прошу вас, оставьте меня, Ченс, хотя бы ненадолго.
— Вряд ли это вам поможет, Дженна, — мягко ответил он, отводя золотистые волосы, падающие на ее лицо.
С минутным смущением взглянув Ченсу в лицо заплаканными глазами, Дженна охотно приняла его объятия.
Несколько минут он сжимал ее в руках, ощущая прикосновение высвобожденной груди, которую прикрывала лишь тонкая ткань рубашки. В нем пробуждались желания, но, как и прежде, Ченсу казалось, что им движет не просто обычное желание к женщине. Как всегда рядом с Дженной, он ощущал не только возбуждение, но и странную тревогу в сердце.
— На нее… я всегда могла положиться, — запинаясь, произнесла Дженна, словно старалась взять себя в руки.
Ченс понял, что она говорит о Тиа.
Дженна испустила длинный, прерывистый вздох, и через несколько минут ее слезы и всхлипы прекратились.
— Она была моей подругой — знаю, это звучит глупо, но тем не менее так и было. Она все понимала, почти как человек. Стоило мне подойти к загону, и Тиа бежала навстречу, не сводя с меня глаз. О, как она скакала галопом! Если бы вы видели…
Дженна подняла голову с плеча Ченса и вгляделась вдаль. Глаза ее были еще заплаканными, но при воспоминаниях робкая улыбка осветила ее лицо. Ченс неохотно отпустил ее. Его пленило прелестное, воодушевленное лицо Дженны — его тонкие черты, решимость в глазах, очертания губ, несмотря на то, что они слегка подрагивали. Ее белокурые волосы рассыпались по плечам, глаза блестели в лунном свете. Ченс вздохнул, словно его толкнула в грудь незримая рука. Он хотел ее так страстно, что больше ни о чем не мог думать.
— Она была лучше всех, — продолжала неторопливо вспоминать Дженна. — Ездить верхом на ней было так же легко и приятно, как сидеть в кресле. Иногда она вела себя словно капризный ребенок… И она любила меня. Ей не было дела до дедушкиных денег…
Горькая правда о человеческой натуре больно уязвила Дженну, а Ченс испытал мучительное чувство вины. Внезапно он обрушился на себя с упреками — отчасти его поведение по отношению к Дженне было вызвано именно ее состоянием. Он судил о ней по положению, а не по заслугам самой Дженны.
— Почему бы вам не отправиться к торговцу, у которого вы купили ее, и найти вторую такую же лошадь? — тихо предложил Ченс. — Конечно, точно такой же не найти, но…
Он с удивлением услышал тихий смешок Дженны.
— Я не покупала ее, Ченс, я вырастила ее сама. Она потомок одной из чистокровных кобыл с моего ранчо в Коннектикуте. У меня много лошадей, но Тиа была любимицей. От нее остался жеребенок — кобылка. По крайней мере, мне удастся сохранить ее род.
Ченс был удивлен ее словами, но должен был признать, что работа на ранчо наверняка удовлетворяла Дженну — особенно при ее живом, беспокойном характере. Нет, сидеть целыми днями в гостиной, потчуя посетителей чаем, было явно не в ее вкусе.
— Расскажите мне о своем ранчо, Дженна.
Она
— Ранчо принадлежит только мне, — начала Дженна. — Когда мне было двадцать два года, я купила его на деньги, оставленные мне родителями. Дедушка не имеет к этому ранчо никакого отношения, разве что проводит там выходные, когда находит время. Вокруг ранчо удивительно красивые места — чем-то здешняя тишина напоминает мне Коннектикут. Я бываю там так часто, как только могу. Но дедушкин дом в городе мне совсем не нравится. — Дженна негромко рассмеялась. — Видели бы вы его! Этот дом ужасен. Не знаю, кто занимался его отделкой. Конечно, в свое время подобное убранство было последним криком моды, но дедушка так и не удосужился сменить его. Там я не нахожу себе места — дом огромный, мрачный, набитый всеми видами статуй и громоздкой мебелью. И призраками, — она усмехнулась. — В этом я убеждена. Первый раз попав туда еще ребенком, я сильно перепугалась. Мне было пять лет, и комната показалась мне огромной. Свет из окна никогда не освещал ее полностью, в углах оставались тени. Мне представлялось, что призраки прячутся за каждым шкафом, готовые напасть на меня, едва погаснет свет. Дедушка сжалился надо мной и приказал оставлять свет на всю ночь в моей комнате и в коридоре. Но мои призраки были необычными, странными. Много раз я с криком просыпалась от кошмарного сна — я видела крушение поезда, в котором погибли мои родители, братья и бабушка. Мы с дедушкой выжили, и он спас меня. Остальные умерли. После крушения поезд сразу вспыхнул…
Дженна помолчала минуту, собираясь с мыслями, и быстро продолжала:
— После крушения нас осталось всего двое, и дедушка понимал, как я боюсь оказаться одна. Он спал с открытой дверью, чтобы услышать, если я позову. И когда мне снились страшные сны, он приходил и успокаивал меня, пока я не засыпала.
Ченс с болью думал о том, что Дженна осталась одна со своим горем в таком возрасте, когда еще не могла понять его. Сам он лишился отца в шестнадцать лет, и это было еще тяжелее.
Но еще больше взволновали его слова Дженны о Соломоне Ли — в ее описании он был чутким, добрым человеком. Дженна действительно не подозревала, что он один из злых духов в чудовищном доме.
Внезапно Ченс поднялся.
— Пойду к костру, надо подложить еще дров.
Дженна смотрела ему вслед, жалея, что в минуту горести открыла ему душу. Вначале он казался таким заинтересованным, почему же неожиданно ушел?
Дженна собрала вещи и пошла к костру. Ченс уже лежал на одеяле и курил, подложив руку под голову и скрестив ноги. На этот раз он не снял сапоги. Он смотрел в небо, но Дженна поняла, что Ченс отнюдь не любуется звездами. Ее появление отвлекло Ченса, и он стал наблюдать, как Дженна вешает мокрое полотенце и мочалку на ветку куста, а затем накрывается одеялом.
Дженна вновь почувствовала себя неловко, зная, что Ченс оглядывает ее тело, скрытое одеялом. Если бы она знала, что выражает его взгляд — одобрение или недовольство! Так или иначе этот взгляд смущал ее.
Ченс поднялся и подложил в костер еще несколько веток, хотя это было совсем необязательно. Бросив сигарету, он вдавил ее в землю носком сапога. Внезапно Дженну осенило: он ушел, едва она упомянула про дедушку. Ченс многое не мог ему простить.
— Почему бы вам не забыть о нем? — спросила она. — Так было бы проще. По крайней мере, мы смогли бы выспаться.