Огненные врата
Шрифт:
«Скоро тебя здесь не будет! Мы обе это знаем. Не волнуйся, я о нем позабочусь».
– Что это? – тихо охнула Даф.
Тетьзина рассеянно заглянула в коробку, но читать не стала. Ее волновало другое.
– Попробуй только здесь ее выкинуть! С собой уноси! Забьют ведро бумагой, а сверху суп сливают! Ученые девушки, блин! Гордость родины! – произнесла она с негодованием.
Глава 3
Человек из Тартара
Злоба или другая
Средний Тартар – место кислое. В нем нет ни ужасов Нижнего Тартара, ни бредовых, часто сменяющихся видений Верхнего Тартара, по которым бедная душа бродит, не зная, за что зацепиться. Это серый бескрайний город, днем душный, ночью затхло-влажный. Улиц нет, да они и не требуются. Всюду расстилается громадная безрадостная равнина с хаотично разбросанными редкими строениями. Жалкие сарайчики и лачуги заполняют пространство между огромными, с размахом начатыми, но недостроенными зданиями.
Остовы сгоревших танков соседствуют с обломками серпоносных колесниц и громоздкими стенобитными орудиями времен монголов. Все здесь стремительно разрушается, но ничего не уничтожается до конца. Кажется, запятнавший себя предмет, некогда несущий смерть, и рад бы рассыпаться в прах, но, достигнув определенной точки разрушения, застывает и остается таким навеки.
Тем серым утром рядом с Канцелярией Лигула остановилась громоздкая, с двумя большими деревянными колесами, повозка. Повозку везла огромная облезлая птица, похожая на страуса. Именно похожая, потому что при более близком рассмотрении становилось ясно, что страусом она не является. Могучий клюв птицы выщербил бы бетонную плиту. Перья на коротких, совсем не летных крыльях, отразили бы выпад меча, а ударом ноги – главного своего оружия – она легко раздробила бы прочный череп зверя из нижних расщелин.
Охраняющие Канцелярию стражи из Нижнего Тартара шагнули к повозке, когда с места возницы ловко спрыгнул невысокий, гибкий и худощавый молодой человек. В первую минуту могло показаться, что ему лет шестнадцать, и, лишь разглядев его внимательнее, понимаешь, что по земным меркам ему никак не меньше двадцати.
Короткие светлые волосы; нос, сломанный у переносицы, отчего нижняя часть глядела утиным клювом; крепкие, белые, неровно растущие зубы. Вокруг рта – россыпь красных прыщиков. На правой щеке страшный, зарубцевавшийся ожог размером с ладонь.
Бросалось в глаза, что собственная внешность заботит юношу мало. Даже четыре кольцеобразные серьги в правом ухе служили не как украшение, а как колчан для метательных стрелок, некоторые из них были пропитаны парализующим ядом, а некоторые – смертельным. Чтобы дротики случайно не оцарапали кожу – в каждом кольце было небольшое расширение, в которое вставлялся отравленный конец стрелки.
Над левым плечом поднималась рукоять длинного меча. В руке молодой человек держал мешок. Облезлая птица издала призывный скрипучий звук. Юноша оглянулся и подошел к ней. Страус был так велик, что голова хозяина доходила ему только до середины груди. Юноша поднял руку и потрепал птицу по кожистому наросту на нижней челюсти. Страусу это доставило большое удовольствие. Птица застыла и даже опустила на глаза мигательную перепонку, чтобы ничто не отвлекало ее от наслаждения.
Бросив страуса непривязанным, юноша направился к крыльцу Канцелярии. Птица зашагала за ним, волоча повозку. Услышав стук колес по камням, юноша обернулся и сердито цокнул языком, подав рукой знак, понятный только ему и птице:
– Ар! Ждать!
Птица остановилась и стала смотреть на недостроенную башню – двойника Вавилонской, протянувшуюся вверх метров на шестьсот, но так и не завершенную. В нижнем ярусе башни жили тринадцать казненных ведьм, которые видели вещие сны. Лигул любил советоваться с ними, узнавая мнение предшествующих ему владык мрака. Обычно по одному и тому же случаю ведьмы видели сны разного содержания, и тогда Лигул выбирал из снов самый удобный для себя.
Если решение оказывалось для мрака удачным – ведьма получала в подарок бусы. Если ошибочным, Лигул заявлял, что ведьма утаила истинное мнение предшествующего владыки, наврала что-то свое и должна отправиться в Нижний Тартар, в кипяток.
Пузырились кислотные лужи. С болота дул затхлый ветерок. Мертвые деревья тянули черные ветви к слепому небу. На виселицах, не убранных со времени Кводнона, болтались скелеты. Они раскачивались и, щелкая зубами, умоляли всех послушать, где зарыт клад. Если кто-то по неопытности соглашался, скелеты осыпались костями и разрывали его в клочья.
Юноша ненадолго остановился у перил, глядя в овраг. В овраге недавно доставленный с Лысой Горы Потрошило доедал Синего Слизня. Юноша терпеливо наблюдал. Внезапно Потрошило дико заорал и схватился за живот: Синий Слизень сам стал пожирать его изнутри. Молодой человек, ожидавший чего-то подобного, удовлетворенно кивнул и толкнул дверь Канцелярии.
Тартарианцы ему не мешали. Они еще прежде наметанным глазом заметили напротив сердца юноши небольшую серебряную руну – знак особого благоволения Лигула.
Сотни младших канцеляристов, сидевших в ряд за длинным, уходящим в бесконечность столом, перестали скрипеть перьями, подняли головы и уставились на мешок в руках у юноши. У крайнего опрокинулась чернильница, кровью залив пергамент. Другому в открытый рот залетела муха, и он проглотил ее ловко и неуловимо, чтобы не дать соседям повода к насмешке. Такого рода казусы, вроде залетевшей в рот мухи, помнятся в Канцелярии, где нет никаких происшествий, очень долго, лет по четыреста.
Юноша шел вдоль стола к видневшемуся в отдалении кабинету Лигула, слыша опережающий его шепот: