Огненный дождь
Шрифт:
– Мы победили, Ромуальд! – тихо сказал он, не посмев даже коснуться рукой. – Твоя деревня отомщена!
– Зажгите эту! – тихо велел, не попросил старик. – Со всех концов!
– Со всех – Ярослав не даст! – возразил рассудительный десятник. – Он тех, кто успеет уйти, щадить велел! За той околицей наши молодцы не охотятся… Многие и ушли…
– Тогда – хотя б отсюда! – уже не так требовательно сказал Ромуальд. – Вражье гнездо…
– Отсюда – можно! – почесав бритый затылок, пробурчал Добран. – Но я всё же с Ярославом поговорю!
– Говори…
Десятник ускакал, но Ромуальд
Наконец-то спешившись, он не спеша прошёл через двор, с усмешкой отметил обрушенный гончарный круг – его дар Выкинду на прошлые именины. Поднялся по ровным, одна к одной ступенькам крыльца. И ручку эту он мастерил – из меди, как только он умел. А петли – Ромуальд Младший. Тоже добрый мастер-медник. А вот – горница, вот – светильник. Добрый светильник, медный… Кто там его мастерил? А кто смастерил все горшки и кувшины в его доме, ныне порушенном? Чего страдать? Вот только светильник – не самое лучшее средство для поджога. А печь – горячая. Значит, и угли не превратились в пепел…
– Угольки, уголёчки! – пробормотал старик, вытаскивая полную лопату и вываливая её на покрытые дешё
вым половиком. Шерсть сразу задымилась.
– Всё, Выкинд! – проскрежетал Ромуальд зубами. – Я отмщён!
– Предатель! – раздался за спиной яростный голос гончара. – Убийца!
В спину Ромуальду вонзилось что-то твёрдое и острое, он захрипел, выворачиваясь и падая на колени. Посох, однако, из рук не выпускал и как развернулся, все оставшиеся силы вложил в один-единственный удар. От этого удара остриё вошло под дых и уже Выкинд заскрипел зубами и рухнул поверх друга, мешая свою кровь с его. Деревенский иерей сказал бы наверное, что так они свершали старинный варварский и жутко языческий ритуал братания… Но и он был к тому времени мёртв.
8. Ярослав и Тилла. Близ Торонтона. Поздний вечер 23 дня месяца Серпеня.
Рыжие Камни, даром что сплошь деревянные, вспыхнули быстро и жарко. Вот тебе и влажная погода… Началось всё, что обидно, с той стороны, что уже прошли. Не исключено, гардары же и подожгли… Уходить пришлось быстро, бросая награбленное, иногда натягивая штаны уже на ходу… Когда собрались за околицей, на безопасном расстоянии от занявшейся одним большим костром деревни, воины на месте были все. Недосчитались, правда, двух щитов, лука и шлема, но растяп Ярослав наказал примерно… А потом развернулись и направились ночевать в Торонтон. Благо, близко…
Ещё по дороге Ярослав сурово предупредил:
– Баб не обижать!.. Они и без вас – обиженные Богами!
– Да что ж мы, не люди? – обиделся за всех Яросвет.
Ярослав тогда хмыкнул с явным сомнением… Угадал. Уже по прибытии многие дружинники выбрали себе подруг и разошлись по домам. В сёдлах остались лишь заранее назначенные вартовыми 53 воины Добрана, да те, кому женщин не досталось…
– Эй, а где старик? – только тут вспомнил Ярослав.
– Нету его! – ответил кто-то из десятников. – Он, кажется, в том доме был, что первым загорелся!
53
вартовый - часовой
Тут и Добран очнулся, с ругательством по лбу себе врезал:
– Он ведь и уговаривал меня деревню поджечь! Со всех, мол, концов! Чтобы неповадно было…
– Ты не поджёг? – заинтересовался сотник.
– Что я, Родом обиженный? – возмутился Добран. – Я тебя искать поехал! Ты ж такие дела решаешь!
– Молодец! – одобрил Ярослав. – Жаль только, никого подле оставить не додумался…
– Так ты ж понимаешь, всем пограбить надо…
– А что ж мне не сказал?..
– Так… Пока нашёл в вертепе этом, пока добрался – пожар и начался! – виновато развёл руками десятник. – Тут уж не до того было…
– Оправдался! – усмехнулся Ярослав. – Ладно теперь уж… Бди! Добран зычным голосом велел половине своего десятка уходить на полночную окраину, с половиной остался на месте. Сотник, он сам видел, спешился и устало пошагал по улице куда-то в глубь, ведя коня в поводу…
– Чего ж он сам не позабавится? – посочувствовал кто-то из вартовых за спиной.
– С вами – позабавишься! – возмущённо фыркнул Добран. – Всех баб разобрали! Разве что вот…
Он не договорил, и поспешно увёл сотню прочь – чтобы те не видели, как следом за Ярославом пустила своего огромного Серко травница сотни – Тилла. Пусть и впрямь сотник хоть ночку спокойную проведёт…
Сотника в те мгновения терзали совсем другие мысли. Он устал – не от скачки и короткой сечи - от крови. Ему и впрямь хотелось любви. Простой, без затей и клятв, без обещаний любить вечно и без чрезмерных страданий. Ни Умила с её гордыней, ни Тилла с её ревностью такой любви дать не могли. Может, правы были те его вои, что незатейливо брали такую любовь – силой, с боя или вот так, на постое?
– Ярослав! – раздался за спиной привычный уже, глуховатый голос Тиллы. – Ты что такой грустный сегодня?
– Я? – насколько мог – искренне изумился тот. – Я – весёлый и радостный, травница! Мне не с чего грустить, коль уж мы одержали за день две великих победы! Для начала – разгромили малый отряд базиликанских насильников, к тому ещё – предателей наказали. Правда, за это, скорее всего, твой сотник ответит головой… Ну, тут уж как получится!
– Бедный мой… - совсем не как с сотником разговаривая, проворковала Тилла, подходя поближе и грубоватой, в мозолях от меча и повода ладонью проводя по его щеке. – И – колючий. Когда волос обривал последний раз?
– В лагере ещё! – мрачно ответил Ярослав. – Тебе чего?
– Ничего! – удивилась Тилла. – Разве я что говорю? Колючий, так колючий… Иди ко мне, мой сотник!
– Тилла, мы – в походе! – без особой убеждённости возразил Ярослав. – Не время…
– Для всей сотни время, и для тебя – время! – возмущённо сказала Тилла, ковыряясь сбоку с завязками кольчуги. – Помоги уж, что ли!..
Без особой охоты, он всё же помог травнице снять доспех и рубаху. А уж потом кровь сама бросилась в голову, остальное сняли быстро – в том числе и его тяжёлый доспех… У Тиллы даже рубаха порвалась…