Огненный столб
Шрифт:
Хаттуша-зити размышлял, а царица напряженно молчала. «Так много молчания, — подумала Нофрет, — и все такое разное».
— Можно все же счесть, — заговорил он наконец, — что Египет, убив двух собственных царей, хочет получить еще одного, чужеземца, и тоже убить его, доказав Хатти, что хеттские царевичи не в большей безопасности, чем любые другие. Это была бы тонкая месть.
— Мы не настолько тонки, — возразила Анхесенамон, — за пределами нашего народа. Скажу тебе честно, я предпочла бы супруга из Хатти египтянину потому, что, если хетт умрет, он мне не родня
— Этот египтянин не из воинов? Или он простой человек, поднявшийся высоко, но желающий подняться еще выше?
— Похоже на то.
— Вот как, — сказал Хаттуша-зити, как будто это все объяснило. — Тогда понятно. Я вижу, что у тебя есть причины для опасений. А сыновей нет, или — или ты носишь ребенка?
Анхесенамон провела ладонью по животу. Ее голос снова прозвучал отчужденно.
— Боги не дали мне этой милости.
— Дадут, если один из наших молодых жеребцов станет твоим супругом, — заверил ее Хаттуша-зити.
— Надеюсь. На это я и делаю ставку. Нет наследника, чьей жизнью я могла бы рискнуть, никого, достаточно сильного, чтобы противостоять… Этому человеку.
Хаттуша-зити коротко кивнул, поднялся, с искренним почтением поклонился.
— Госпожа, с твоего позволения я еще немного задержусь здесь, чтобы не возникло подозрений, а потом отправлюсь назад, в Хатти.
— И что?
— И скажу моему царю, что если у него есть такое желание и один из его сыновей — любитель приключений, он вполне смог бы стать отцом царя Египта.
43
Хорошо, что царица так долго училась терпению. Хетты задержались, казалось, на целую вечность. Они не могли возвращаться в страну Хатти в разгаре зимы, когда снега на целые месяцы перекрывают дороги, а ветры такие холодные, что домоседы-египтяне просто не в силах поверить такому. Зима в Египте — время роста, сева и уборки урожая.
Хетты не все время проводили в Мемфисе. Они путешествовали по окрестностям, охотились, посещали старинные храмы и города. Некоторые считали, что они шпионят. Если бы кто-нибудь узнал истинную цель их приезда, подозрение перешло бы в уверенность, и посланцев закидали бы камнями, навозом и чем-нибудь похуже.
Когда они, наконец, отправились, в Египте собирали урожай, а в стране Хатти наступала весна. Они поедут так быстро, как только смогут — так обещал Хаттуша-зити. К разливу Нила или немного погодя, царица может ожидать в Мемфисе хеттского царевича, если царь будет хорошо настроен. Хаттуша-зити полагал, что будет.
Анхесенамон решила сама убедиться в этом и отправила с посольством письмо, а с письмом — своего человека по имени Хани, одного из советников. Нофрет не очень хорошо его знала, но Анхесенамон доверяла ему, может быть, потому, что он был в нее влюблен и никогда не мог отказать ей, даже если весь остальной совет был против.
Единственным достоинством Хани было то, что он знал,
Посланец был скромен и обожал свою госпожу. Письмо ее было довольно обиженным. «Почему ты мне не веришь? — приказала она писать своему писцу. — Почему ты думаешь, что я обманываю тебя? Будь у меня сын, неужели я показала бы чужеземцам свой позор и позор Египта? Как ты осмеливаешься не верить мне? Мой муж умер. У меня нет сына. Я никогда не возьму в мужья никого из моих слуг. Ни один царь не получал от меня такого письма, только ты. Говорят, у тебя много сыновей. Дай мне одного из них. Он станет моим мужем и царем Египта».
С таким посланием и с господином Хани, незаметно включившимся в свиту, Хаттуша-зити отправился вместе со своим посольством из Мемфиса. Царица ждала, как ждала с тех пор, как умер царь, в настороженном молчании. Ее советники и посланцы от совета в Фивах ждать уже устали. Они требовали, хотя и деликатно, чтобы царица подумала о том, чтобы окончить траур и принять нового царя. Подразумевалось, что этим царем будет господин Аи.
Когда они стали слишком настаивать, Анхесенамон напомнила о существовании госпожи Теи.
— Мне больно занимать ее место, — сказала она.
— Госпожа Теи понимает нужды царства, — отвечали ей с растущим нетерпением. — Двум Царствам нужен царь. Они не достигнут процветания, пока у них нет царя.
Анхесенамон не преминула заметить, что, с тех пор, как она царица, Египет вполне процветает. Урожай был обильным, разлив реки ожидался сильным, многоводным, который оставит после себя богатство — черный ил, залог будущего урожая. Ее советники настаивали, что все это может оказаться ложными надеждами, шутками богов, прежде чем они низвергнут царство без царя. Царство не может процветать, если им управляет только царица. Даже женщина-царь, чье имя больше не произносят, правила как регент при царевиче, который потом сам стал великим царем.
Все верили, что богов обмануть нельзя. Анхесенамон знала это. Она никому не говорила, что собирается дать Египту царя, но по своему выбору и неожиданно для всех. Царица достаточно здраво мыслила, чтобы хранить тайну, пока он не прибудет сам и будет готов править с нею вместе.
Для Нофрет тоже настало время ожидания. Анхесенамон ждала, когда мир снова станет светлым, сильный мужчина сядет на трон рядом с ней и защитит ее от демона, которому она дала имя и облик Хоремхеба. Нофрет ждала, когда разразится буря.
Как обычно, она исполняла свои повседневные обязанности, и день проходил за днем. Однажды пошел дождь, что было редкостью, и все выбежали на улицу, танцевали, смеялись и радостно мокли. Все посчитали это добрым знаком, предвещающим радость Нофрет надеялась, что это не предупреждение о надвигающейся буре.
Весь урожай был уже собран и заложен в амбары. Река поднялась. Земли, только что бывшие плодородными полями, скрывались под прибывающей водой. Египет отошел подальше от берегов и предался честно заработанному безделью, отъедаясь на богатом урожае.