Огненный столб
Шрифт:
В царском городе Нофрет была одинока, одинока и окружена чужими людьми. За все годы, прожитые здесь, она не завела друзей и не думала, что они вообще ей нужны. Теперь же, когда ее госпожа занемогла душевно и телесно, она не могла доверять даже служанкам, которые, то рыдая, то болтая, толпились повсюду. Любая могла подбросить яд в чашку госпожи или помочь совершить обряд черной магии, ввергший ее живой во мрак.
Ни одну из них ни в чем нельзя было заподозрить, но лихорадка и горестное умопомрачение продолжались. Об этом говорили в присутствии Анхесенамон, и та могла слышать
Никто не знал, что царица попыталась сделать именно это, но ей воспрепятствовал человек, которого она боялась больше всего на свете. В жару она не бредила, как многие люди, а лежала молча, неподвижно, только дышала. Губы ее были стиснуты. Изредка она открывала глаза, устремляя невидящий взор в темноту, и снова закрывала.
Однажды, глубокой ночью, когда все служанки уже спали и тени шептались между собой, Нофрет выплела из своих кос амулеты Амона и Собека и повесила их на шею госпожи. Царицу уже снабдили множеством амулетов, изображениями всех богов и духов, каких только смогли вспомнить врачи и жрецы, но Нофрет в душе верила, что эти два обладают силой, которой недоставало остальным. Может быть, преданностью. Любовью к госпоже, которую она даже не могла назвать своим другом — скорее, второй тенью, частью самой себя.
Все остальные амулеты были призваны избавить царицу от болезни. Над своими Нофрет произнесла простую молитву:
— Избавьте ее от страха. Верните ее мне живой и здоровой.
Это был пустяк, но больше Нофрет ничего не могла сделать до приезда господина Аи. Если он приедет. Она уже даже сомневалась, можно ли ему доверять, — человеку, который всегда был искренне предан детям своей дочери Нефертити. Что, если он все-таки вступил в сговор с Хоремхебом? Соблазн власти может изуродовать даже лучшего из людей, превратить его в пародию на самого себя.
Нофрет гнала от себя такие мысли. Она должна надеяться, и все ее надежды возлагаются на господина Аи. Пусть он стар, и ходили слухи, что со здоровьем у него неважно, но он умен, хитер и любит свою внучку. Он придумает, что делать.
Наслушавшись всяческих россказней, Нофрет ощутила настоящий прилив сил, увидев господина Аи, хотя и была потрясена его видом, когда он пришел во дворец прямо с корабля, даже не задержавшись, чтобы сменить дорожное платье перед тем, как повидать царицу. Надев синюю корону на похоронах Тутанхамона, исполняя обряды наследника престола, он был стариком, теперь же выглядел древним. Аи все еще был высоким, но его спина согнулась, годы и усталость избороздили лицо глубокими морщинами. Он лишился зубов, всегда очень хороших; губы запали, речь стала тихой и невнятной.
Но глаза на изменившемся лице были по-прежнему ясны, и ум не утратил былой остроты. Он долго глядел на царицу, лежавшую в постели, словно безжизненное тело, затем приказал удалиться всем слугам, кроме Нофрет, и отправил своих сопровождающих приготовить для него комнаты как можно ближе к покоям царицы.
Наверняка их
— Теперь рассказывай, — сказал он, — и быстрее. Ее отравили?
На языке апиру его речь звучала четче, даже несмотря на беззубые десны. В ответ Нофрет покачала головой, но сказала как можно понятнее:
— Не знаю. Иногда мне кажется, что да, иногда — нет. А может, это злая магия.
— Я привез врачей, жрецов и знатоков магии — черной и белой. Они сделают все возможное. Но я спрашиваю тебя. Ты думаешь, кто-то хотел навредить ей?
— По-моему, один человек был бы весьма рад увидеть ее мертвой. Особенно если ему станет известно, что она пыталась сделать.
— Царевич с севера? — Аи покачал головой. — Это было очень неразумно.
— Но откуда ты…
Нофрет замолкла, но Аи услышал достаточно, чтобы ответить.
— В Двух Царствах почти ничего нельзя сделать в полной тайне. Я слишком поздно услышал об этом, от человека, который знал, что мне можно доверять. Если бы я смог, то остановил бы ее.
— Я не сумела. Она моя госпожа и моя царица.
— И ты родом из его страны, — заметил Аи. — Тебя никто не будет ни в чем обвинять. Но она поступила неразумно.
— Она боялась.
— Ей и следовало бояться. — Господин Аи помолчал, словно раздумывая, что сказать дальше — может быть, решая, стоит ли ей доверять, и наконец сказал: — Ее опасения были не без причины. Ошибка состояла в том, что она считала, будто из Двух Царствах нет никого, кому можно было бы довериться, и что только чужеземный царь — царь, который совсем недавно был нашим противником на войне — сможет защитить ее от человека, которого она боялась больше всего.
— Его надо бояться. Я не думала так, пока не увидела его лицо, когда он стоял перед моей госпожой. Он желает получить то, о чем не имеет права и мечтать.
— Но ведь после меня может не оказаться никого, кто смог бы его удержать.
— Он очень опасен.
— Этот человек уверен, что вполне годится быть царем. Может быть, и так. Он превосходный полководец, умеет управлять людьми. Нам давно уже не хватало такого.
— Но ты… — начала Нофрет.
— Я старею, — сказал он бесстрастно. — Через год, два, может быть, три, я умру. Кто-то должен прийти после меня.
— Значит, ты посоветовал бы своей внучке принять предложение мужчины, который может убить ее, как только добьется своего?
— Он ее не убьет, — возразил господин Аи. — Хоремхеб хочет ее настолько, насколько мужчина может хотеть женщину.
— А ей отвратителен сам его вид.
Аи вздохнул.
— Ни один бог никогда не требовал, чтобы человеческое сердце было разумным. Анхесенамон любила своего мужа. Она уверена, что он погиб от вражеского покушения. Может быть, он это и сделал: но царица должна быть рассудительной.
— А ты сам разве не женишься на ней? Она надеется, что ты сможешь ее защитить.