Огневица
Шрифт:
Некраса нашла в лоточных рядах, тот торговался за веревье и лён. Цветава оправила нарядное очелье, перекинула богатую косу на пышную грудь, подошла тихо и плавно.
— Некрасушка, здрав будь, — голос ласковый, взгляд теплый, улыбка сладкая.
— Вот так подарок. Здрава будь, красавица, — Некрас мазнул взглядом по невесте, но улыбки не подарил, оттого Цветава и свою спрятала, посуровела лицом.
— Ты где же пропадал вечор, а, Некрас? — спросила строго, и тут же испугалась перемены, что случилась с Квитом.
Брови его сошлись у переносья, жесткая складка легла у губ, сам он будто распрямился и стал больше.
— Дома был, Цветава. Спал, — грозным голос будто предупредил, что расспросов не желает, только кто же помешает ревнивой девице?
— Врешь ведь. Еще обряда не справили, а уже обманываешь. Не ты ли говорил, что я одна у тебя буду? Что иных жен брать не станешь*?! — Цветавин голос оборвался на негромком пока взвизге.
— Твоя правда. Обряда еще не справили, а ты уж пилить меня вздумала? Гляди, Цветава, я вено дал, я его и заберу. В моем дому я хозяин. Хочешь женой мне быть справной, учись языком не молоть. — Тихий голос его напугал Цветаву до того, что она сделала шаг назад, попятилась от Некраса.
Парень стал иным, грозным, совсем не тем улыбчивым балагуром, которого знала Цветава.
— Так как же? Терпеть мужа-ходока? Знаю, поди, куда вечор-то тебя занесло. Что? Не получил того, зачем ночным делом-то бегал? А и мало тебе!
— Посмеешь выслеживать меня — пожалеешь. Домой иди. — И вроде не сказал ничего, а Цветаву окатило испугом.
Смолчала, развернулась и пошла домой. На половине пути застал ее снег мокрый, липучий. Спрятал, укрыл девичьи слезы. Кто ж поймет — дождь на щеках или соль горькая?
Уже у хором своих увидала Тихомира Голоду: шел, тащил на плече палку со связками вяленой рыбы на торг. Цветава оглядела пригожего парня, слезы вперемешку со снеговым дождем смахнула белой рукой и заулыбалась. И чего, дурёха, раскрылетилась, расколыхалась? Некрас жених завидный, слов нет, но Нельга отлуп ему дала, а Тишка красавец, каких мало. Стало быть, любит Сокурова дочь Голоду, не Квита. А ей, Цветаве, достанется богатый муж и не придется пачкать руки белые работой, не нужно будет горбатиться с ранней зари до темени. Есть вкусно и спать сладко — вот и вся ее забота. Злато многие блага дарило, и Цветава понимая это, сдержала ревнивый нрав.
На порог дома ступила уже веселой. Девичье настроение, что погода весенняя — то дождь, то солнце.
Тихомир торга не любил: шумно, многолюдно и хлопотливо. Народ мечется, торгуется громко, сбивает с мыслей плавных, злит гомоном. А торговать надо!
Род Голодавых испокон века занимался промыслом — рыбаки знатные. Сам Тихомир любил поутру, по теплой поре уйти на однодеревке* на спокойную Свирку и рыбалить с рассветной мглы до высокого солнца. Тишь, гладь. Закинул сеть не спеша, дождался добычи и выбирай в лодку потихоньку. Пескари-то не говорили, и то Тихомиру было любо. Рыбы в реке немало, однако, не сравнить с тем, сколько ее водилось в полноводном Мологе. Туда на лодке соваться опасно, по нему лишь насады ходили, уж слишком сильным было течение.
По зиме рыбалка какая? Только в дом, на стол, а жить чем-то надо. Вот и приходилось рыбку, пойманную по теплу, вялить, солить да продавать. Какая-никакая деньга приставала к рукам и в морозы.
Сидел Тихомир, ждал покупцов. Манить не заманивал, не умел балагурить и товар свой расхваливать. А и молчком дождался. По рыхлому после дождя снегу, шел к нему Некрас Квит: зипун дорогой нараспашку, шапка редкого меха лихо заломлена.
— Здрав будь, — кивнул Квит. — Сколь хочешь за связку?
— По деньге за мелкашку, по две деньги за крупную. Сколь надо? — пришлось встать с чурбачка и заговорить с купцом молодым.
— Вялите насухо? Червя нет? — Словам Квита Тиша не удивился, купец на то и купец, чтобы товар брать с разбором.
— Гляди, — выложил связку рыбы на лоток. — Чистая. Сам ловил в Свирке по глубокой осени. Вялил отец. Коптил на березке.
— Добро. Все заберу скопом. За все даю по половине деньги за мелкую и одну с половиной за крупную. Идет?
Торговались долго, но Тишке пришлось уступить уж очень нахрапистый Квит. Одно слово — купчина. Сговорись, по рукам стукнули.
— Товар передай человеку моему Местяте Боровому. Знаешь его? — Некрас полез за пояс деньгу считать.
— Как не знать.
Некрас рассчитался по уговору, но от лотка не ушел. Тихомиру поблазнилось, что купец насупился недобро, но сдержал гнев.
— Ежели еще есть, все куплю. Вечером приходи-ка ко мне в дом побалакаем, цену рассудим. Посиделки у меня прощевальные. Парни придут. Обряд через месяц-другой.
— Приду, — вздохнул Тихомир.
Идти-то не хотелось, не любил шумных ватаг, но деньга сама собой в руки пришла, и отец похвалит, если товар продать вчистую.
— Добро. Так жду, Тихомир, — рукой махнул, ожёг недобрым взглядом и отошел, увязая в талом снегу.
Голода навесил рыбу на палку, дождался нескладного Местяту и передал, как было уговорено. А уж после с легким сердцем направился вон с торжища.
Дорогой разглядывал чужие торги: Новиковский с выделанными кожами, Зыковский с пряниками. Прошел мимо лотка Нельги, за которым стоял мужик из закупов — орал, товар нахваливал. Уже на выходе столкнулся и с самой Нельгой. Она улыбнулась светло, так, как только она и умела, рукой махнула и головой показала, мол, недосуг, вечером свидимся. Тихомир кивнул и только потом сообразил, что вечером не получится встречи — Квит ждет. Опечалился Голода, но дело есть дело. А Нельгу и завтра можно повидать, чай не в Новом Граде она, а тут в Лугани, под боком.
Тихомиру по сердцу была тихая, нежная девушка, что подолгу молчала, не донимала разговорами о вено и никогда не поднимала голоса до противного девичьего визга. Отец давно уже твердил Тихомиру — пора жену в дом вести, так Нельга была самой из всех подходящей. И с разумом, и с деньгой. Борти кормили исправно. Голода уж видел тихий домок вдали от городища и смирную Нельгу, что ждет его на крыльце после рыбалки. Все медлил, обдумывал, но уж знал, если брать жену, то только ее, Сокурову дочь. Одно злило — начал замечать, что Нельге вослед парни смотрели. Ну да не беда, станет мужатой, так кроме него никому и не нужна будет. Не красавица, чай, не придется махаться с другими за такую-то мышку. Да и покорна будет, до подарков не охоча.