Огневица
Шрифт:
Нельга, прикрывшись старым мятлем*, стояла у ворот и тоскливо смотрела на сизую морось. Прижалась к мокрому столбу, будто сил не было на ногах держаться. Уже который день сидела в дому, словно птичка в силке. Новица дурной погодой становилась говорливой. Все повторяла одни и те же слова, и все о том, о чем Нельга думала, но и боялась. О Военеге…
Сейчас, глядя в туман, понимала Нельга, как никогда — вот вся ее жизнь. Иной не будет, да и эта получается смурной и короткой. Что видела она, что поняла о бытие? Только лишь сиротство, злобу и мысли о мести.
— Все? Это все? — шептала тихо, обращаясь к серому небу. — Ничего более? Ни полюбиться, ни дитя родное, кровное к груди поднести?
Дождь припустил сильнее, запятнал каплями бледное лицо девушки, смешался с солью слез. Она бы так не тосковала, будь Тиша рядом, но не было его. Уже седмицу он пропадал на дальнем берегу — отцу помогал, рыбу добывал. Утешала себя тем, что скоро увидит красивого своего парня, но … Не утешила.
После проводов Квита смотреть стала на Тихомира иначе. Старалась, уговаривала себя — все блажь, пустое, оговорился Тишенька, не то молвил, и думал вовсе не так. Дорога она ему, дорога! Но себе же и не верила.
Дало сердечко червоточинку, прохудился мешочек любовный, посыпалась песком нежность и отрада, что переполняла раньше. Тиша…как же так?
Хотела взвыть, хотела крикнуть, высказать боль свою, но кому? Куда кричать, кого виноватить? Оттолкнулась плечом от столба, качнулась и пошла по дороге. Знала, куда ноги-то несут. Понимала, идти более некуда, только к ней, к Всеведе. Не пойдет — прыгнет в Молог и прекратит разом все свои мытарства, дурные мысли и тоску.
Шла, оскальзываясь на глине, едва не падая. Перед домом волхвы угодила в глубокую лужу, промочила сапожки, но даже не заметила. Ступила на порог, потом в сени. И все будто в тумане, будто не в яви.
— Вона как… — Всеведа стояла у двери гридницы, смотрела на Нельгу строго. — Почитай два года с половинкой ждала, когда явишься. Иди уж к огню, гордячка. Да мятль скинь инако половицу угваздаешь.
Нельга скинула мокрую одежку прямо на пол и пошла туда, куда Всеведа указала. Упала на лавку, да и застыла льдиной.
— К огню садись, — указала рукой на скрыню*. — Лихоманку-то поймаешь, мечись с тобой потом.
Нельга уселась на сундук, смотрела в очаг бездумно. Не поняла, как в руках оказался горшочек с теплым отваром.
— Ну, говори нето, — Всеведа устроилась на лавке рядом. — Ведь не просто так глину-то месила, ко мне брела.
Девушка глотнула питье, вдохнула запах и распознала травы.
— Березовые листья, кислица и сныть, — Нельга говорила тихо, но не настолько, чтобы волхва не расслышала.
— Травы знаешь? Ведаешь никак?
— Нет, премудрая, не ведаю. Токмо знаю. Матушка учила.
— Добро. Хорошее ученье, — поднялась, подошла ближе и провела ладонью по Нельгиным волосам. — Что ты, Нельга? Беда?
Услыхала девушка в голосе волхвы тепло, добро и расплакалась — горько, громко.
— Ну, порыдай, порыдай. Иной раз надо. Бабьему горю оно на пользу, многое слезами смывается. Мужикам того не дано, а жаль. Можа добрее были бы.
Рыдала Нельга недолго, но от души. Слез не жалела, засолонила весь отвар, которым волхва угощала. Через малое время, вздохнула и высказала:
— Скажи, премудрая, отчего тоска случается? Да такая, что хоть в омут прыгай.
— Да ведь у каждого свое. Кто-то через дурость жизни себя лишает, кто-то по любви, кто-то от обиды. Ты, вижу, не курица безмозглая, в любви безответной не утонула, от обиды тебя, гордую, не понесет в навь*. Так мыслю, что пути своего не видишь. Идешь по жизни ощупкой, вона как токмо что по глине плелась. Что, не знаешь, где светит тебе? К кому идти, к чему поспешать?
Нельга только сморгнула изумленно. И как это волхва с рысьими глазами все взяла, да и угадала?
— Ты, Нельга, таишь в себе много. Но выспрашивать не стану, не скажешь. Сама поведаешь, когда время-то придет. А совет мой такой — ищи в себе то, что греет или злит. Люди разные бывают, кому и злость подпоркой. Разумела?
— Разумела, Всеведа, — и правда, разумела.
— То-то же. Ты как пух с дерева, нигде не уцепилась, не прижилась. Чтоб знать, для чего и как жить, надоть корни пустить. А ты того места еще не сыскала. Вот и слушай себя. Найдешь, точно знаю. И вот еще что… в доме Новиков не угощайся. Все, что дают нюхай, вот как сей миг отвар мой разложила. А не поймешь что за угощение, макни Огневицу свою. На серебре темное останется. Поняла, о чем я? Цветава девка решительная.
— Так…это… — Нельга снова изумилась. — Откуль знаешь-то?
— Был тут один… — волхва улыбнулась ясно. — Иди уже, плаксивая. Недосуг мне. Надумаешь говорить — жду.
Нельга подскочила, метнулась к выходу, но вернулась. Поглядела на Всеведу, подумала и обняла.
— Эк вас разбирает-то, — улыбалась женщина. — Один в плат кутает, вторая обнимает. Иди, сказала! Кыш!
— Чем дарить тебя, премудрая?
— Ничем, дурёха. Уже согрела.
Нельга отмахнула низкий поклон и вышла в сени. Там вновь накинула мятль и ступила в сизую морось. Шла по дороге — думала. Новица при ней, Богша тоже. Они и были, и будут до того дня, когда придется ответ держать перед людьми за месть кровную. Тиша будто потонул в Свирке, виделся словно издалека, подернулся серой зыбью. Так что же? О чем думать?
Сама не заметила, как встала посреди дороги.
— Ну, чего раскрылетилась? Чай не в болоте застряла! Двинься хучь в сторону, княжна медовая, — бабка Шелепиха тащила кадушку, ругалась на Нельгу, что путь ей загородила.
Нельга пропустила сварливую, прислонилась к забору, а голове слово-то билось: «Медовая». Враз вспомнился Квит, руки его горячие и наглая белозубая улыбка. Окатило волнующим, но и злобным.
— Вот же… Ведь явится скоро с инбирем-то. Поцелуев станет просить под расчет, — Нельга бормотала себе под нос. — Докука! Ходок! Морда наглая!
И пошла уж бодрее, на глину и не смотрела, дождя не видела. Хмарь рассеялась, сверкнуло будто вдалеке просветом. А Нельге-то полегчало, токмо не поняла она с чего.
От автора:
Мухрая (мухрыга) — невзрачная, неряшливая. Синоним в современном языке — замухрышка.
Мятль (мятель) — разновидность плаща, сшитого из грубого сукна, кожи, иного плотного материала.
Скрыня — деревянный ларь (ящик) с крышкой.