Огневой вал наступления
Шрифт:
Но вернусь к заседанию Военного совета. Командарм спросил:
— Что ж молчишь, Константин Петрович?
— Думаю, Афанасий Павлантьевич. Взвешиваю.
— Что именно?
— Свою артиллерию. Я вчера лазил в падях вокруг сопки Командная. Еле вылез из болота, а во мне ведь только 80 килограммов. А в пушке-гаубице семь тонн с четвертью! А в гаубице большой мощности — восемнадцать тонн! Есть о чем подумать, если собираемся наступать через тайгу?
— Есть! — согласился он. — Вот и давайте думать.
В общем, обсуждали мы эту идею не раз и не два, и с каждым разом она обретала все более зримый вид. Конечно, было очень заманчиво оставить японцев, как говорится, с носом. Они ждут, что мы будем продираться
Замысел рискованного, но сулящего крупные оперативные выгоды прорыва через тайгу надо было скоординировать с действиями соседей и только тогда предлагать высшему командованию. Справа от нас предстояло наступать 35-й армии генерала Н. Д. Захватаева, слева — 5-й армии генерала Н. И. Крылова. Обе эти армии имели перед собой мощные укрепленные районы — Хутоуский и Пограничненский (первый был назван по китайскому городу Хутоу, что напротив советского города Иман; второй — по станции Пограничная, что напротив советской станции Гродеково).
Если наш прорыв удастся, если армия быстро продвинется через тайгу к реке Муданьцзян, она окажется глубоко за флангами вражеских войск, противостоящих и армии генерала Захватаева и армии генерала Крылова. Логичное развитие боевой ситуации потребует от нас ударов в расходящихся направлениях — на северо-запад и юго-запад. Этот пункт вызвал на Военном совете оживленный обмен мнениями. Все мы прошли через сорок первый год, рубцами засели в памяти фронтовые неудачи, когда, наступая, мы дробили силы. На втором этапе войны войска концентрировались до предела, и армия, как правило, наносила один сильный удар. А тут, в этом замысле, как бы возвращаемся к методам, опровергнутым боевой практикой.
Поговорили мы, поспорили, каждый приводил свои «за» и «против». Но в конце концов согласились на том, что оперативно-тактические методы — не иконы, чтобы на них молиться. Конкретная обстановка, живая жизнь, ее требования и наши возможности для наилучшего выполнения этих требований — вот от чего надо отталкиваться при выборе средств и методов.
— Создадим сразу две группировки, — подвел итоги генерал А. П. Белобородов. — Нанесем два удара — на Мулин и Линькоу. Так и доложу начальству.
8 июля штаб армии получил директиву командования Приморской группы войск. Некоторые ее пункты совпадали с нашим замыслом. Незащищенный укреплениями японцев 30–40-километровый промежуток горной тайги тоже был избран для прорыва 1-й Краснознаменной. Однако армия наносила один удар — на запад, на город Мулин (Бамяньтун) и далее к реке Муданьцзян, с тем чтобы выйти на нее северней одноименного города. А на северо-запад, на Линькоу, должен был наступать лишь отдельный сильный отряд. В соответствии с этим замыслом директива предлагала [279] нам и глубокое боевое построение армии — не в один, как мы планировали, а в два эшелона. В конце директивы было сказано: «План операции представить 12 июля 1945 года»{90}.
Командарм опять собрал нас. Впятером (к разработке операции на первом этапе были допущены кроме командарма член Военного совета И. М. Смоликов, начальник штаба Ф. Ф. Масленников, командующий артиллерией К. П. Казаков и начальник оперативного отдела В. В. Турантаев) мы обсудили директиву Приморской группы войск, сравнили с нашими наметками. Решили по возможности отстаивать идею двух группировок и соответственно двух ударов. С тем и уехал генерал А. П. Белобородов 12 июля в Ворошилов-Уссурийск. Вернулся не очень довольный. Командующий группой войск Маршал Советского Союза К. А. Мерецков внимательно просмотрел план армейской операции, выслушал пояснения Афанасия Павлантьевича, но плана не подписал. Сказал, что ему надо хорошо обдумать это дело.
Спустя несколько дней Кирилл Афанасьевич Мерецков сам к нам приехал.
Ближайшим и заметным результатом утверждения армейского плана операции была перегруппировка артиллерии. Командующий артиллерией Приморской группы войск генерал-полковник Г. Е. Дегтярев взял у нас и передал в соседние армии шесть бригад, в том числе самые тяжелые калибры — гаубицы большой мощности, тяжелые гаубицы и тяжелые (160-мм) минометы. Поэтому тяжелой артиллерии у нас осталось втрое меньше, чем было. Но зато он передал в наше подчинение 33-ю зенитно-артиллерийскую дивизию, три отдельных зенитных дивизиона, а также два — 33-й и 54-й гвардейских полка реактивных минометов. В моем непосредственном подчинении находились также 213-я и 225-я пушечные бригады, 52-я минометная и 60-я истребительно-противотанковая бригады. Кроме того, в состав 26-го и 59-го стрелковых корпусов входили соответственна 217-я и 216-я корпусные артбригады. С учетом артиллерии и минометов шести стрелковых дивизий и двух укрепленных [280] районов артиллерийская группировка 1-й Краснознаменной армии насчитывала в середине июля 1299 стволов{91}. В таком составе артиллерия и участвовала в Маньчжурской наступательной операции.
Штаб артиллерии разработал подробный план подготовительных мероприятий. Они осуществлялись с 13 по 24 июля последовательно, начиная с вывода артиллерии в районы сосредоточения, выбора и оборудования огневых позиций и топографической привязки боевых порядков к местности, кончая подвозом боеприпасов на полевые склады, рекогносцировкой и разведкой обороны противника (точней сказать, доразведкой). Вывод артиллерии из районов сосредоточения непосредственно к границе, на огневые позиции, осуществили позже.
25 июля, переодевшись в форму пограничников, мы с начальником оперативного отделения штаба артиллерии майором И. И. Москвичевым отправились к границе, чтобы проконтролировать готовность артиллерии к ведению огня. Поехали в середине дня, когда условия для наблюдения наиболее благоприятны. Надо было проверить маскировку, огневые позиции, окопы и укрытия, находящиеся близ переднего края. Даже самые тяжелые наши батареи будут поставлены в двух-трех километрах от границы. При небрежной маскировке японцы могут увидеть их невооруженным глазом. Еще ближе к границе располагались огневые позиции легкой артиллерии и минометов, а окопы для стрельбы из орудий прямой наводкой были оборудованы в 200–300 метрах от пограничных знаков.
Конечно, ни этих орудий, ни наших пехотинцев на переднем крае не было. Но в отлично замаскированных блиндажах уже сидели артиллерийские наблюдатели, командиры взводов управления, командиры батарей. Они, офицеры и сержанты 216-й корпусной артиллерийской бригады, напряженно всматривались в лесистые холмы, по которым, то пропадая из поля зрения, то вновь появляясь, вилась дорога в деревню Давайцзы. Тихий летний день, полуденная дрема, мирный вид. Приведи сюда стороннего человека — не поверит, что внутри этих холмов двух-трехэтажные японские железобетонные сооружения с верхними боевыми этажами, под ними казармы, а еще ниже склады боеприпасов, машинные отделения, электростанции, водопровод. Все этажи и отдельные помещения соединены бетонированными тоннелями с тремя-четырьмя, а иногда и большим числом [281] входов-выходов на тыльной стороне холма. Главный этаж дота, верхний, помимо железобетонного потолка толщиной до полутора метров покрыт еще и двух-трехметровым слоем земли, так называемой подушкой, на которой за многие годы выросла густая трава, кустарник и большие деревья.