Огни на дорогах четырех частей света
Шрифт:
Я хорошо знаю горы, вздыбленный камень, одетый вверху снегом и льдом. Но как знать, чего ждать от этой странной горы, где вместо вечных снегов – вечные пески?
Впрочем, через несколько шагов твердый наст исчез, и снова появился – уже привычный – сыпучий песок.
Наш «проводник» давно уж замедлил шаг и идет сзади. Наконец, он решительно садится на землю, натягивает на голову капюшон джеляби и говорит:
– Я подожду вас здесь!
Мы оставляем около него ботинки – по горе из песка лучше всего идти босиком.
Высокие пески! Как точно определяют эти слова Марзугу! Высокие, вздыбившиеся, живые пески! Было немного страшно: а вдруг они задвижутся, бросятся, упадут на нас песчаной лавиной!
После второго перевала гора вдруг выпрямляется, становится почти отвесной. Начинается подъем к вершине по песчаному лезвию хребта. Под ногами, вправо и влево, сбегает вниз тонкий песок. Наконец, хребет обрывается, дальше ничего нет – только воздух. Трехгранная пирамида вершины врезается в глубокое пространство, мы стоим как на носу воздушного корабля. Далеко внизу – желтая рябь пустыни, и крошечное тускло-серое пятно оазиса Марзуги.
Так вот она, настоящая Сахара! Желтые пески, как вода в море, играют и переливаются множеством оттенков; розовое, голубое и белое, серебро и золото. Мы долго стоим на вершине в изумлении перед богатством красок пустыни.
Песочное море
С западной стороны гора круто вздымается над грядами низких, продолговатых холмов. Но с восточной стороны она сбегает вниз широкими закругленными уступами и там, около самой вершины, – чашеобразная выемка. На дне ее – защищенная от ветра небольшая площадка и на ней какие-то странные предметы, как будто перья на палочках. Что это?
Заинтересованные, мы спускаемся на дно песчаной воронки, чтобы рассмотреть эти странные предметы. Колышки вышиной с полметра вбиты в песок, верхний конец каждого из них украшен пером и повязан бирюзовой или красной полоской материи. Чуть пониже – перекладинка, на концах ее – цветные лоскутки. Около середины колышка, как на талии, укреплены яркие перья, наподобие юбки… и вдруг, я понимаю: ведь это же человеческие фигурки!
Они расставлены полукругом, «лицом» на восток; некоторые покосились или упали. На желтый песок от них падают пурпуровые тени.
Что-то удерживает нас от того, чтобы подойти к ним вплотную, потрогать руками. Атмосфера нереальности, тайны, окутывающая желтую гору, здесь кажется сгущенной до предела, точно эта песчаная чаша, на дне которой стоят куклы, наполнена колдовским зельем.
Вид с вершины Марзуги
Кто, зачем поставил здесь эти палочки, одетые в перья? Я вспоминаю слышанный мною от кого-то рассказ о магических куклах, которых ставят для заклинания демонов. К ним, говорят, нельзя прикасаться, самая тень, от них падающая, опасна.
Сфотографировав фигурки, мы старательно их обходим, чтобы не попасть в их тень. А вдруг это они? Здесь, на этой странной горе, все кажется возможным!
На спуске сам песок помогает шагу, несет вниз. Мы скользим, как на лыжах, позади вьется песчаное облачко. Гора уже кажется знакомой, и можно спокойно любоваться необычайным рисунком складок песчаных холмов и красками пустыни.
Наш шофер, одинокая маленькая фигурка, затерянная в желтой громадности, по-прежнему сидит на холме, терпеливо дожидаясь нас. Окликаем его, он выпрямляется. Спрашиваем, знает ли он о странных фигурках на вершине Марзуги.
– Что такое? – Он вначале не понимает, потом на лице его отражается беспокойство, испуг. – Как, они там? Я не знал… – Он обрывает, не договаривает.
– Кто их поставил, зачем? – допытываемся мы.
– Не знаю, – отвечает он уклончиво, и прибавляет:
– Высокие пески, они живые, сами движутся… едят людей… туда не надо ходить.
Солнце палит, нас мучает жажда. Где взять воды? Подходим к палаткам берберов. У входа одной из них, самой бедной (черное полотнище ее состояло больше, чем наполовину из дыр), сидят загорелые люди в джелябах; наш спутник что-то им говорит, один из них поднимается и идет к дальней палатке, из которой вскоре выходит женщина и несет нам в старой консервной банке (она держит ее бережно, как дорогую вазу) драгоценный напиток – воду. Мы пьем осторожно, чтобы ни одна капля не пропала, и горячо благодарим. Женщина улыбается. Она молодая, стройная, среднего роста; вся в черном, но с открытым лицом (берберки, в противоположность арабкам, не прячут лица); на загорелом, с карими глазами лице выделяются своим цветом губы – лилово-серые, светлее кожи лица.
Мы хотим дать ей монетку, она отказывается; мы настаиваем. Тогда женщина, вдруг решившись, берет монетку, прячет ее в складках одежды и убегает со всех ног, унося консервную банку, которую она держит обеими руками.
Надо спешить, чтоб пересечь до темноты «черную Сахару». Быстро минуем оазис, деревню; вот мы у «гаража», перед которым стоит наша машина. Около нее по-прежнему группа людей, в центре ее наш механик и хозяин «гаража», оживленно разговаривают. Завидев нас, хозяин идет в дом и возвращается через несколько минут, в руках его – тарелка с крутыми яйцами, роскошное угощение. Эти маленькие, чуть больше голубиных яйца оказались необыкновенно вкусными, и тарелка опустела в мгновение ока.
Вскоре мы едем снова по гладкому полю, покрытому черной галькой; желтые разливы песка набегают на нее как мелкие волны на берег, потом исчезают. Но вдали виден еще золотой треугольник – вершина Марзуги. Я вспоминаю эту странную гору из чистого песка, пирамиду вершины, и на ее склоне, в песчаной воронке с круглой площадкой на дне – полукругом расставленные колдовские фигурки. И снова ощущаю чувство какой-то тревожной «нереальности», испытанное там, наверху.
Откуда эти фигурки, что связано с ними? Мы ничего не знаем о них; и ничего не знаем ни о прошлом Марзуги, ни о прошлом пустыни. И вызывающая головокружение мысль – ведь и о себе мы тоже, по-настоящему, ничего не знаем.
Италия
Статуя Наполеона
На пьяцца Сан Марко в Венеции центром внимания являются голуби. Целый день они гуляют по площади, ловко лавируя в толпе людей, заполняя собой каждое свободное место. Кормить голубей и сниматься с голубями на плечах, на голове, на ладони – главное занятие туристов, посещающих площадь св. Марка. Как только протягивается чья-нибудь рука, разбрасывающая зерна, в сторону ее плещет волна голубей, «голубиный прилив». Особенно любят туристы кормить птиц прямо с руки; голуби садятся на ладонь в два или даже три яруса – один на голову другого, неистово машут крыльями, пытаясь удержаться в столь неустойчивом положении, взлетают, кружатся, снова садятся. Щелкают фотографические аппараты, раздается веселый смех. И по площади люди ходят «в ногу» с голубями – движения птиц как бы направляют ритм человеческого шага. Когда играет музыка, все гуляют под ее звуки и в такт.