Огни Парижа
Шрифт:
Направляясь в церковь, Линетта волновалась, не будет ли там закрыто. Но, к счастью, ее опасения не подтвердились.
Линетта вошла.
Церковь была очень старая и, как и надеялась Линетта, без всяких украшений. Там не было ни икон, ни фресок с изображениями святых, ни свечей. Только простой медный крест на алтаре – и больше ничего.
Линетта преклонила колени у первой же скамьи и, опустив голову, начала молиться. Удивительно, но девушке показалось, что ее мать находится рядом с ней.
У нее еще не было такого чувства:
Но сейчас она была здесь, рядом с ней, в этом Линетта не сомневалась.
– Помоги мне, мама! – прошептала Линетта. – Скажи, что мне делать. Я знаю теперь, что у меня были дурные намерения и ты бы их не одобрила. Но мне казалось, что я права, потому что я так люблю его.
Линетта помолчала.
– Откуда мне было знать, мама, что в жизни столько лукавства и обмана? – с горечью сказала она.
Здесь, в церкви, она словно услышала обращенные к ней слова матери – не иметь больше ничего общего с Бланш и той жизнью, какую она ведет. В том мире для нее не должно быть места. Все случившееся с тех пор, как она оказалась в Париже, поскорей вычеркнуть из памяти.
Нужно все начать заново, с того момента, когда она сошла с поезда на Северном вокзале с твердым намерением работать и зарабатывать себе на жизнь преподаванием.
Линетта долго молилась в тишине церкви.
Постепенно ей стало казаться, что ужас случившегося отодвинулся от нее.
Бланш может жить такой жизнью, но сама она, Линетта, – никогда и ни за что!
Не ей судить, виновата Бланш или нет, права пи в своих поступках или заблуждается, но для нее такая жизнь была бы невозможна, чудовищна, и она не должна иметь к ней никакого отношения.
Час спустя, когда все тело начало сводить от неудобного положения, Линетта присела на скамью и долго смотрела на распятие.
– Господи, помоги мне! – взмолилась она, уже собираясь уходить. – Я должна найти работу.
Линетта решила, что найдет в себе мужество сказать маркизу, что никогда не сможет жить с ним в том домике, который они выбрали вместе, никогда не сможет принадлежать ему, как он того хочет.
«Во всем виновата я, – повторяла она про себя. – Я сама навязалась ему, и я, только я одна виновата в том, что случилось».
Но даже от одной мысли о маркизе сердце девушки забилось, как птица в клетке.
«Но ведь он поймет, – говорила она себе с напускной уверенностью, – он не может не понять!»
Около выхода из церкви Линетта увидела доску с объявлениями и подошла к ней ближе. Кто знает, может, она найдет там что-нибудь для себя?
Так… расписание служб по будням и воскресеньям… Кружки… Л это что за записка?
«Требуется преподавательница французского и английского к детям от четырех до восьми лет из английских семей».
Линетта перечла объявление несколько раз. Это был ответ на ее молитву.
Глава седьмая
Маркиз приехал на авеню Фридлянд в половине двенадцатого. Когда лакей распахнул перед ним дверь, он увидел в холле множество сундучков и чемоданов, которые, как он знал, принадлежали Линетте.
– M'mselle просит вас подождать в курительной, милорд, – сказал лакей и провел его в гостиную, в которой Линетту так поразил вид мундштуков.
Через несколько минут появилась Линетта.
Услышав ее шаги, маркиз повернулся к ней… Но его улыбка сразу же погасла, как только он увидел свою возлюбленную.
И дело было не только в ее костюме. Об этом говорило Дарльстону и выражение ее лица.
– Что случилось? Почему ты так одета? – недоуменно спросил он.
Линетта медленно подошла к нему, и он понял, что девушка затрудняется ответить.
– Что-то тебя расстроило. Но что? – допытывался мужчина.
– Я должна сказать тебе, – начала она очень тихо, – что я нашла работу и поэтому не смогу поехать с тобой, как мы собирались.
– Работу? Какую работу? – резко осведомился он.
– Нескольким английским семьям в Париже нужна учительница для их детей. Я говорила со священником в посольской церкви, и… я им подхожу.
Она говорила невнятно, не глядя маркизу в глаза. Ее темные ресницы подчеркивали неестественную бледность ее лица.
– Что случилось, дорогая моя? Зачем ты это делаешь? Когда мы простились вчера вечером, ты была уверена, что мы будем счастливы.
– Я… я изменила свое решение, – глухо сказала Линетта. – Я не могу объяснить тебе, по какой причине. Ты должен только верить мне, когда я говорю тебе, что я… не могу сделать то, что мы хотели.
Что-то в ее голосе Дало ему понять, что она ужасно страдает.
– Если кто-то огорчил тебя, скажи мне, – взмолился Дарльстон. – Ты же знаешь, я буду беречь тебя и защищать от всего, что только может тебе повредить.
– Нет, – сказала Линетта, – нет, этого ты не можешь!
Ее голос приобрел неожиданную твердость. Судорожно стискивая пальцы, она сказала:
– Мне так стыдно… меня так угнетает, что ты столько потратил денег на мои наряды. Они все уложены. Вещи стоят в холле. Ты, наверное, смог бы продать их или… подарить… кому-нибудь еще.
– Они были подарены тебе, Линетта.
– Мне они не пригодятся. Прости, мне пора. Маркиз протянул руки, чтобы обнять ее, но она отпрянула.
– Прошу тебя, умоляю, не прикасайся ко мне, – с отчаянием произнесла она. – Я люблю тебя… я всегда буду любить тебя! Но я знаю, что я поступаю правильно, а то, что мы собирались сделать, было… дурно!
– Если бы ты только сказала мне, что так огорчило тебя, – с грустью промолвил маркиз. – Тогда, что бы это ни было, оно уже не будет казаться тебе таким страшным, потому что ты разделишь со мной все свои тревоги и опасения.