Огни Парижа
Шрифт:
– О… как бы я этого хотела! – вздохнула Линетта, и маркиз увидел, что глаза ее полны слез. – Но, право же, не о чем говорить… мне ничего не остается сказать, кроме… прощай!
Голос ее оборвался. Повернувшись, Линетта стремительно вышла. Маркиз смотрел ей вслед растерянно, не зная, что предпринять.
Ему не верилось, что Линетта действительно оставила его, но ее поведение говорило об обратном.
Несколько минут назад перед ним была не та светившаяся счастьем девушка, которая вчера со словами любви отвечала
В сегодняшней незнакомке, несмотря на ее слезы, чувствовалась решительность и твердость, и маркиз понимал, что заставить девушку отказаться от ее намерения будет трудно.
Но отказываться от нее он не собирался.
Маленькая и темная комната, в которой предстояло жить Линетте, выходила на задний двор. Когда девушка спросила священника где бы она могла остановиться, объяснив ему, что совсем не знает Париж, он посоветовал ей пансион, в котором жили несколько работающих в посольстве женщин.
– Его содержит некая миссис Мэтью, – сказал он. – У нее наверняка найдется свободная комната. Во всяком случае, скажите, что прислал вас к ней я.
Миссис Мэтью, седая шотландка, оказалась такой внушительной особой, что Линетта почувствовала себя перед ней провинившейся школьницей.
– Я не могу обещать продержать вас у себя больше двух недель, мисс Фалейз, – сурово сказала она, – по пока у вас хоть будет крыша над головой.
– Благодарю вас! – произнесла с признательностью Линетта.
– Я прошу всех своих постояльцев не опаздывать к столу и не принимать у себя в комнатах гостей.
Она проговорила последние слова так, словно Линетта уже сейчас пожелала пригласить кого-нибудь в свою комнатку, где и одной-то тесно.
– Разумеется, – ответила Линетта.
– И все должны быть дома к десяти часам, исключая только какие-то особые обстоятельства, – добавила хозяйка.
Когда миссис Мэтью вышла, Линетта сняла шляпку, села на кровать и закрыла лицо руками.
Ей было мучительно вспоминать недоуменное лицо маркиза, когда она сказала, что вынуждена оставить его. Сердце девушки ныло оттого, что она добровольно устранила маркиза из своей жизни и теперь больше никогда его не увидит.
«Я люблю его! Я люблю его!» – повторяла она про себя.
Но после того, что она увидела в комнате Бланш, она не могла оставаться с ним из боязни услышать в свой адрес слова, которыми мистер Бишоффсхайм называл Бланш во время ночного скандала.
«Я люблю его! – говорила себе Линетта. – Но наша любовь не могла бы сохраниться, уцелеть в таких обстоятельствах».
Девушка долго сидела на кровати, не шелохнувшись. Она не плакала; у нее уже не было на то сил.
Вдруг кто-то резко постучал в дверь. Линетта подняла голову.
– Вас желает видеть джентльмен внизу, мисс, – сказал по-английски женский голос, – и миссис Мэтью говорит, чтобы он не задерживался, потому что завтрак будет готов через десять минут.
Линетта догадалась, кто ожидал ее внизу, и ее первым побуждением было сказать, что она никого не принимает.
Но маркиз не успокоится и станет настаивать на встрече, так что уж лучше ей самой сказать ему, чтобы он ушел, чем передавать через прислугу.
Линетта встала и, даже не взглянув на себя в зеркало, не поправив волосы, медленно спустилась по лестнице.
Маркиз стоял посреди комнаты. Он казался особенно высоким и широкоплечим на фоне потрепанных бежевых портьер и дешевой неудобной мебели с протершейся обивкой.
Линетта закрыла за собой дверь, и глаза их встретились.
Дарльстон подошел к девушке и, взяв ее руку, поднес к губам.
– Почему ты не рассказала мне, что случилось, дорогая? – спросил он.
Линетта судорожно вздохнула и отвернулась.
– Я понимаю, как это могло тебя расстроить, – сказал он. – Я, глупец, оставил тебя в этом доме и позволил общаться с такими людьми!..
– Нет, это не твоя вина, – сказала Линетта, собравшись с духом. Каждое слово стоило ей больших усилий. – Я одна виновата. Я знала, чувствовала с самого начала, что все это… нехорошо, но эта жизнь в первый момент показалась мне такой блестящей, такой увлекательной… только теперь я поняла, что все это лишь иллюзия.
Линетта перевела дыхание и продолжила:
– Их жизнь как театр, который выглядит по вечерам роскошным, а когда гаснут огни, оказывается грязным, убогим и неприглядным. Это такая же иллюзия, как и вся парижская роскошь, которую видишь в Булонском лесу и на Бульварах. За всем этим стоят нищета, убожество и умирающие от голода дети.
Голос у нее дрогнул.
– Мы заблуждались, думая, что можем быть счастливы. Это звучало так правдоподобно, так убедительно: я буду твоей «второй женой», твоей chere ami… На самом же деле я стала бы одной из тех, кого называют… так, как мистер Бишоффсхайм назвал Бланш.
При последних словах слезы хлынули из глаз Линетты.
– Наша любовь – не иллюзия, Линетта, – покачал головой маркиз. – Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой!
Линетта сжалась.
– Ты станешь моей женой, любимая? – повторил Дарльстон.
– Нет! Я не могу! Умоляю тебя, не предлагай мне это!
– А почему нет? – возразил мужчина. – Ты не должна сердиться на меня – хотя ты имеешь полное право – за то, что я не сразу понял, что то, что мы собирались сделать, не соответствовало, в сущности, нашим желаниям. Мы принадлежим друг другу; ты моя, Линетта! Дело просто в том, что все произошло слишком быстро и я оказался настолько глуп, что не сразу понял, что ты нужна мне не как любовница, но как жена!
Линетта отняла у него свою руку.