Огни Парижа
Шрифт:
По широкому коридору маркиз решительно направился в контору управляющего, находившуюся в дальнем его конце, в которой работал мистер Клегг, личный секретарь маркиза.
Герман Клегг был немолодым мужчиной, служившим еще у отца маркиза. Все управление замком и другой собственностью семьи осуществлялось им.
– Какой сюрприз, милорд! – воскликнул Клегг, когда маркиз вошел в контору. – Мы полагали, что вы будете отсутствовать несколько месяцев.
– Я и сам так думал, – ответил Дарльстон, – но я вернулся, чтобы попросить вас объяснить мне это.
Он достал письмо, которое забрал у Линетты, и положил его на стол.
Мистер Клегг быстро пробежал его глазами.
– Оно подписано вами, – сказал маркиз. – Я хочу знать, кто распорядился отправить его.
– Это было распоряжение ее милости, милорд. Она продиктовала мне письмо, а я только отправил его в банк в Оксфорде с просьбой передать это письмо заинтересованному лицу.
– Это все, что вам известно?
– Все, милорд.
Маркиз забрал у управляющего письмо.
– Ее милость у себя?
– В настоящий момент, милорд, она в замке. Она заехала навестить миссис Бриггс, домоправительницу, которая, как известно вашей милости, не совсем здорова. Ее милость прибыла полчаса назад и, должно быть, еще находится у миссис Бриггс.
– Попросите ее милость немедленно зайти в Белую гостиную.
– Слушаю, милорд.
Маркиз резко повернулся и вышел. По пути в Белую гостиную он подумал: как это похоже на его мачеху – постоянно под тем или иным предлогом являться в замок.
Как только Дарльстон унаследовал титул и усадьбу после смерти отца, он сразу же дал мачехе понять, что не потерпит ее вмешательства в свои дела или, как он выражался про себя, не позволит ей совать нос во все происходящее в замке и сеять раздоры и смуту.
Поскольку она всегда была назойливой и деспотичной особой, с которой у него было мало общего, маркиз настоял, чтобы мачеха переехала в отдельный дом, находившийся на территории усадьбы, традиционно занимаемый вдовствующими маркизами.
Ему не пришлось долго дожидаться в Белой гостиной. Мачеха вплыла в комнату, шелестя черным шелковым шлейфом. Ее пышный бюст служил эффектным фоном для нескольких нитей крупного жемчуга, переливающегося мягким блеском.
Несмотря на свою холодную, неприветливую манеру, в молодости вдовствующая маркиза была исключительно хороша собой.
Ее пасынку она никогда не нравилась, но ее портреты писали многие художники, и, без всякого сомнения, в фамильных драгоценностях семейства Дарльстонов она привлекала к себе всеобщее внимание в любом бальном зале.
– Какое неожиданное возвращение, Сэлвин! – обратилась она к пасынку. – Но ты же должен был отсутствовать все лето?
– Я вернулся, так как счел необходимым получить разъяснения в отношении этого письма, которое мне показали в Париже. – Маркиз протянул письмо, данное ему Линеттой. Маркиза прочитала его не сразу: висевший у нее на шейной цепочке лорнет запутался в нитках жемчуга.
Немного помолчав, она сказала:
– Это не имеет к тебе никакого отношения, Сэлвин.
– Получается так, что имеет ко мне самое непосредственное отношение. Как я понимаю, это вы отдали распоряжение Клеггу прекратить выплаты денег, которые несколько лет выплачивал мой отец некой миссис Фалейз. Почему?
– Эта женщина умерла.
– Вам было известно, что у нее остался ребенок?
– Да.
Маркиз затаил дыхание.
– Это моя сестра? – выдавил он из себя и с такой силой сжал руки в кулаки, что у него побелели суставы.
– Нет, она тебе не сестра, – ответила мачеха.
– Откуда вы знаете? Разве эта миссис Фалейз не была одной из приятельниц отца?
– Нет! – отрезала вдовствующая маркиза. – Хотя, как тебе известно, в них у него недостатка не было.
Маркиз ощутил невероятное чувство облегчения.
Мрак, окутывавший его, рассеялся.
Дарльстон подошел к открытому окну и с наслаждением вдохнул теплый воздух.
Сидя на софе, маркиза с удивлением наблюдала за ним.
– Почему тебя это заинтересовало, Сэлвин?
– Лучше вы расскажите мне все об этой миссис Фалейз и о том, почему мой отец регулярно, каждые три месяца, высылал ей деньги.
– Это такого рода история, что чем меньше людей знают о ней, тем лучше! – недовольно поморщилась маркиза. – Но раз это письмо попало в твои руки, будет лучше сообщить тебе подробности.
Я не знаю, говорил ли тебе отец о своем дальнем родственнике Руперте Дарле? – начала мачеха. – Он приходился ему, кажется, троюродным братом.
– Что-то припоминаю, – неуверенно проговорил маркиз. – Кажется, он был намного старше меня и трагически погиб. Я что-то слышал об этом, когда был еще ребенком. А какая связь между ним и этим письмом?
– Твой отец всегда испытывал особую привязанность к Руперту. Руперт очень не ладил со своим отцом, и поэтому, когда у него бывали какие-нибудь проблемы, он неизменно обращался за помощью к твоему отцу и никогда не встречал отказа.
Он всегда попадал во всякие истории, когда учился в Итоне. Его бы исключили, не вмешайся твой отец. Ему приходилось иметь дело с необузданным юнцом, чья собственная семья не находила нужным о нем позаботиться!
Помолчав немного, маркиза продолжала:
– Когда Руперт поступил в Оксфорд, он вскоре влюбился в дочь одного из профессоров. Она была француженка.
Маркиз присел на софу рядом с мачехой и с жадностью вслушивался в каждое ее слово.
– Без чьего-либо ведома Руперт женился на ней. Это был, разумеется, тайный брак, хотя отец девушки, видя, что его дочь влюблена в Руперта, дал свое согласие.
Маркиза слегка всплеснула руками.
– Это было безумие, чистое безумие! Девушке было семнадцать, Руперту – девятнадцать! Все думали, что Руперт прилежно учится, а у него уже была семья! Судя по тому, что Руперт впоследствии рассказывал твоему отцу, он и его молодая жена были очень счастливы.