Огни в бухте (Дилогия о С М Кирове - 2)
Шрифт:
Начальник Азнефти сдержанно улыбнулся.
– Бедноваты мы еще пока для этого, Сергей Миронович. Ведь все нам достается с невероятными трудностями. За все приходится господам капиталистам платить золотом, чистым золотом.
– Ну, а через несколько лет?
– Ну, тогда, я надеюсь, мы наладим собственное производство всей буровой техники...
Позади раздались отрывистые озорные гудки. Киров обернулся. Недалеко от бухтинского берега шел буксир и тянул... шаланду? Нет, на шаланду не было похоже...
– Да это же наш землесос!
– воскликнул Киров.
– Это же Фома Матвеич идет в бухту. Идемте, идемте, товарищи, встречать героя!
Вскоре к берегу причалил буксир, а потом и
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Придя домой, пообедав и приготовив все нужное для охоты, братья Крыловы еще засветло легли спать - во дворе, на паласе, среди зелени. В половине третьего ночи Ирина их разбудила. Было темно. Фонарь покачивался над столом, самовар шумел.
Через полчаса братья уже шли в город. С Петровичем была только его фляга; остальное ему обещал дать Сергей Миронович. Ну, а Фома был в полном охотничьем снаряжении, в соломенной широкополой шляпе, с биноклем поверх подозрительно тяжелой сумки.
Дойдя до управления Азнефти, они пошли Приморским бульваром. Уже занималась заря, светало. С бамбуковыми удилищами в руках на берег шли старые и малые рыболовы. Садовники, засучив до колен штаны, волочили за собой шланги и широкой струей поливали и цветы на клумбах, и кустарники, и деревья. То там, то сям, растянувшись на скамейках, спали бездомные. Какие-то старцы с четками в руках степенно разгуливали мимо скамеек. Ватага шумных цыганок гадала засидевшейся парочке. А там дальше, на небольшой поляне, обложившись десятком фонарей "летучая мышь", гуляла пьяная компания лодочников, и два ночных сторожа в белых фартуках, с начищенными медными бляхами на животах, опираясь на увесистые палки, стояли позади лодочников, пили и закусывали вместе с ними, радуясь этой бесшабашной попойке.
Два брата шагали по бульвару, с интересом наблюдая за неизвестной им ночной жизнью города.
В четыре часа, немного запоздав к условленному времени, они подошли к дому Кирова. У парадного подъезда стоял знакомый кировский фордик. Он был вымыт и вычищен. Не видя нигде шофера, братья прошлись по пустынной улице, вернулись к парадному и сели на скамейку, не решаясь подняться к Сергею Мироновичу, думая, что в такую рань он, наверное, еще спит. Посидели, закурили.
Киров жил на втором этаже, и все окна квартиры были распахнуты.
– Вы что же это, ребята, сидеть пришли у моего дома или же на охоту собрались?
– вдруг раздался сверху строгий голос.
Братья подняли головы и увидели Кирова.
Он встретил их в коридоре, побранил за опоздание.
– Думали, спишь, Мироныч, - крепко пожимая руку Кирову, сказал Фома Матвеевич.
– Ну, будет он спать в такое время!
– Из столовой вышла Мария Львовна и пригласила гостей к столу.
Сергей Миронович познакомил Крыловых с женой, все вместе зашли в столовую, и он увел Петровича в другую комнату.
Вскоре они вышли оттуда. Петрович был в кировской кожанке и в полном охотничьем облачении; в руках он держал ружье и любовался им.
Фома взял у брата ружье, осмотрел его.
– Да, из такого ружья стрелять - одно удовольствие.
В дверях показался Тигран - растрепанный, запыхавшийся, с румяными чуреками в руках.
– Успел!
– сказал он радостно.
– Доброе утро!
– Здравствуй, Тигран!
– Ты что же это так? Слетал бы на машине, - сказал Киров.
– А вот что я думал, Сергей Мироныч: раз они опоздали, то, значит, должны были идти к вам нерешительно, гадая - уехали вы или нет? И если бы увидели, что машины нет у подъезда, они могли решить, что вы уже уехали, подниматься тогда наверх им было бы незачем, и... компания могла расстроиться. А так - машина была внизу, и это значило, что все в порядке!
– сверкнув лукавыми глазами, сказал Тигран. Положив чуреки в корзину, сунул ее под мышку, захватил одной рукой кувшин с водой, другой сверток брезента и умчался вниз.
Мария Львовна еще раз пригласила Крыловых к столу. Они отказались. Тогда Сергей Миронович сам усадил братьев за стол. Мария Львовна принесла им блинов, яиц и черного кофе.
Вещи уже были снесены вниз, и Тигран заводил мотор. Киров посмотрел на часы: четверть пятого. "В шесть будем на месте, - подумал он, поздновато, но еще не поздно. Жаль, Теймуров занят. Без него придется ехать". Вынул кисет, набил трубку, закурил, сложил руки на груди и невольно стал наблюдать за братьями. Любил он их, исконных пролетариев, людей самоотверженных, которые сейчас так много делали для скорейшей засыпки бухты. Сильные духом, они были сильными и физически, закаленными солнцем и ветрами, тяжелой работой с детства, и эта сила чувствовалась во всех их движениях, немного неуклюжих и угловатых, что тоже нравилось Сергею Мироновичу. Вот Петрович: всегда малоразговорчивый, сосредоточенный, немного грубоватый. Суровую жизнь он прожил, в суровых переплетах бывал, ему больше, чем Фоме, приходилось думать и страдать, и это сказалось на его характере. "Тяжел, - подумал Киров.
– А такие люди, как Петрович, решали судьбу подполья и революции. У него даже имя настоящее забыто: так и живет в народе как "Петрович"... Такие, как он, с открытыми глазами шли на смерть, побеждали ее, как герои, так же героически, преданные идее, умирали за дело своего класса. У них третьего пути никогда не могло быть". Он хорошо знал эту категорию людей; они были ему известны с детства, с далекого Уржума, и потом он их сотнями видел в подполье, тысячами в годы революции и гражданской войны. И целая галерея лиц всех возрастов и национальностей живой воскресала перед Кировым. Он закрыл глаза, словно оглянувшись в прошлое, и вновь открыл их, уйдя от воспоминаний, от дней таких близких и дорогих сердцу.
Петрович покончил с блинами и, обжигаясь, пил кофе. Фома все еще ел блины и, казалось, никуда не торопился.
Киров невольно сравнил братьев. Фома хотя и был старше Петровича лет на пятнадцать, но выглядел рядом с ним цветущим юношей. "Ему еще прожить целую жизнь, - подумал Сергей Миронович.
– Легок в жизни, ему и вправду много не надо - на одной ухе и "водичке" проживет. Вот он сидит с биноклем На груди. Зачем ему на охоте понадобится бинокль? Оригинал! И эта старомодная выгоревшая шляпа, и этот перстень на обрубленном мизинце. Оригинал, оригинал!" - сказал он себе и спросил у Фомы Матвеевича о бинокле.
– Глаз у меня правый немного игрючий, - шуткой ответил багермейстер, - не всегда правильно примечает цель. Перед тем как выстрелить, погляжу в бинокль. Так оно без промаха получается.
– Охотник он с приспособлениями и удобствами, - пошутил Петрович.
– Я тут вспомнил про одного охотника. Зимой дело было, с Ильичем он охотился под Москвой...
– сказал Сергей Миронович и готов был уже рассказать об этом, как зазвонил телефон. Он быстро пошел в кабинет.
На улице раздался шум мотора, потом короткий гудок.
Пора было ехать.
Братья стояли в дверях, выходивших в коридор, и ждали Кирова. Тигран снова засигналил, потом явился наверх.
Закончив разговор, Киров вышел в столовую. Он был нахмурен и чем-то взволнован.
– Не случилось ли чего? В какую рань звонят!
– удивился Петрович.
– Случилось?
– точно прислушиваясь к своему голосу, переспросил Киров, идя коридором.
– Нет, пока не случилось. Но могло случиться!
– Он взял с вешалки фуражку, перебросил через плечо плащ.