Огонь души
Шрифт:
Дунстан рассмеялся.
— Вот твоя проблема и решена. А мне нужна женщина, — он сжал свой пах. — Еще немного — и он сгниет от безделья.
Усмехнувшись, Леофрик махнул рукой, отпуская своего друга. Он уселся поудобнее и заказал еще кружку эля.
Сделает ли это Астрид? Сделает ли ложь все проще?
— оОо~
Когда в сумерках он вошел в комнату, Астрид не спала, сидела за столом у окна и равнодушно ковырялась в мясном пироге. Когда он закрыл дверь,
Леофрик поцеловал Астрид в щеку, и она одарила его слабой улыбкой, которая ему не понравилась. Она отлично умела скрывать свои эмоции и притворяться — что могло серьезно осложнить претворение идеи Дунстана в жизнь. А идея прочно засела в мыслях Леофрика. Это было бы хорошее, лучшее из возможных решение проблемы.
Астрид едва притронулась к ужину, и по виду пирога Леофрик мог сказать, что тот остыл. Он придвинул стул поближе к ней и сел.
— Ты должна поесть, любовь моя. Ты не поправишься, если будешь морить себя голодом.
Она сморщила нос.
— Запах отвратительный, — указывая на маленькую пустую тарелку, она добавила: — Я ела хлеб с… фруктовым супом?
— Джем?
— Ja. Жем. Я это ела.
Но этого было недостаточно. В последнее время она питалась хлебом и молоком, но Эльфледа настаивала, что ей нужно мясо. Но у них уже была ссора из-за еды. Леофрик не хотел начинать вторую.
— Астрид, мы должны поговорить.
Ее глаза сузились, превратившись в узкие лезвия, сверкающие синие линии меж длинных светлых ресниц.
— Никаких разговоров о епископе. Больше не надо.
— А если у меня есть решение?
— Что такое «решение»?
Он подумал, как бы объяснить это слово.
— Способ… выход из ситуации.
Она нахмурилась. Он попробовал еще раз.
— Способ сделать так, чтобы проблема ушла.
— А. Ja?
— Ja — да. Возможно. Ты будешь слушать?
Она кивнула.
Он взял ее руки в свои. Ее руки не были прекрасными; они показывали, как она прожила свою жизнь. У знатных женщин были мягкие, бледные, вялые руки; это был признак богатства и статуса — руки, которые не знали работы. Держать руку аристократки было все равно что держать дохлую рыбу. Руки Астрид знали топор и щит, и каждая битва, казалось, отражалась на них. Они были покрыты шрамами, грубыми и более темными на костяшках. Ногти у нее были острые и плоские. Держать ее за руки было все равно, что держать саму жизнь.
Люди при дворе часто говорили, что Астрид была бы потрясающе красивой женщиной, если бы не все ее шрамы. Леофрик думал, что она была потрясающе красивой женщиной именно из-за них.
— Многое из того, что происходит при дворе, делается для вида. Понимаешь, что я имею в виду?
Она внимательно посмотрела на него.
— Ты хочешь сказать, что люди — это два лица. Одно, красивое, они носят
Он был поражен. Ее понимание не только их языка, но и их идей было метким, даже если ее речь была не совсем беглой.
— Да. При дворе главное — поступать и выглядеть красиво.
Ее ответом было насмешливое фырканье.
— Подожди. Возможно, это сработает для нас. Ты любишь меня, Астрид?
Теперь она что-то заподозрила.
— Почему?
— Любишь?
— Ja. Я люблю тебя.
Она редко говорила это, а когда говорила, слова казались более чуждыми ей, чем любые другие, но он верил, что это правда. Иначе она бы их не произнесла.
Что также усложняло его план. Ложь не давалась ей так легко.
— А я тебя. Ты будешь моей женой?
Она нахмурилась и нахмурилась.
— Никакого епископа.
— Если бы не это, ты стала бы моей женой?
Он удивился, когда она нахмурилась. Она пристально смотрела на него, заглянула в его глаза.
— Нет, — она сделала жест, который он не уловил, — нет воды?
А, крещение. Настало время для самой трудной части этой дискуссии. Но сначала он хотел получить ответ на свой вопрос.
— Если бы между нами не было всего этого, ты бы вышла за меня замуж?
Ободренный ее легким колебанием, он двинулся дальше.
— Астрид, ты бы согласилась креститься, если бы тебе не пришлось менять то, во что ты веришь?
— Не понимаю.
Как бы хорошо она ни улавливала его намерения, иногда донести важные вещи словами, которые она могла понять, казалось почти невозможно.
— Ты бы смогла сказать эти слова для вида и сохранить при этом веру в своих богов?
— Поклясться во лжи?
— Да.
— Если врать так легко, откуда ты знаешь, когда слово — правда?
Отличный вопрос, но у него был ответ.
— Доверие. Ты знаешь правду о тех, кому доверяешь, и веришь их словам.
Астрид встала, отошла к дальнему окну и уставилась в сгущающуюся темноту. Леофрик остался на месте и ждал, что она скажет или сделает.
— Ты забираешь у меня все. Дом. Свободу. Силу. Теперь еще и правду.
Ее слова с таким же успехом могли быть осколками стекла, так глубоко они ранили.
— Не я, Астрид.
— Отец. То же, что и сын.
Леофрик встал и подошел к ней, но когда Астрид скрестила руки на груди, он не прикоснулся к ней.
— Я хочу оставить тебе то, что могу оставить. Прошлое нельзя отменить, каким бы несправедливым оно ни было. Теперь это твой дом. Ты свободна. Ты жива, и ты со мной. И, Астрид, есть и другие способы быть сильной. Не только война. Здешние женщины тоже сильны, хотя и не владеют оружием. Моя мать была одним из самых сильных людей, которых я когда-либо знал, и она была нежной. Ты погрязла в своей ненависти. Мне это кажется слабостью. Нужна воля и сила, чтобы отпустить месть. Прощение — это сила.