Огонь его ладоней
Шрифт:
Я уже не слышала толком, что несу. Я с ума сходила от его близости, воздуха не хватало, хотелось… да сама толком не понимала, чего мне хотелось больше всего: наброситься на него с оплеухами или сбежать… а может, поцеловать?
Поднявшееся откуда-то из темной глубины желание дышало полным безумием. Я в принципе не представляла себе, что можно вот так, до смерти, хотеть именно того мужчину, которого хотеть было просто нельзя, потому что он… потому что он… потому что…
— Логика в ваших словах есть, доктор Разина, — признал Чинкре, трогая трехпалой лапкой свой подбородок. — Пойдемте.
— Прямо сейчас?
—
Он же перворанговый! Проклятье, стоишь перед ним, словно голая… и вряд ли ему самому приятно видеть такую бурю глупых эмоций.
— Нет, — решительно сказала я. — Пойдемте.
Я не обернулась. Но горячий взгляд Января тянулся за мной следом, как силовой поводок. Захочешь сбежать — ведь не сможешь…
ГЛАВА 10
Я проспала полностью целые сутки. Проснулась нисколько не посвежевшей, а наоборот, разбитой вдребезги. Бывает так: ничего нигде не болит, а чувствуешь себя разобранной развалиной, которой пора в мусоросжигатель.
Долго сидела на постели, держась за виски. Мысли неохотно раскладывались по полочкам. Все, пережитое вчера, казалось теперь дурным сном, отрывком из шпионской развлекалки, произошедшим не со мной, а с какой-то другой Элиной. Правда, медицинский биогель на пострадавшей щеке, слишком скользкий для того, чтобы обмануться, посчитав его за собственную кожу, напоминал о том, что все-таки именно со мной произошло вчерашнее нехорошее, ни с кем другим. Порезы, ссадины, синяки, — все это тоже никуда не делось.
Ментальные сканы, один за другим…
Не будем о грустном.
Карта горела у меня в памяти как подсвеченная. Хорошо бы из Татьяны ее вытянуть, когда поймают. И тщательно разобрать различные воспоминания на предмет расхождений.
Январь…
Не знала я, что теперь делать. Запуталась окончательно. Пришел вчера… мог бы ведь не приходить. Не сказал ни слова. А мог бы сказать. И что делать?
С Таськой поговорить, вот что. У нее опыт. И вообще…
Полицейский участок — не то место, где хорошо восстанавливаются силы. Я боялась, что меня могут не отпустить, но в той работе, что закрутилась после нашего побега из тайной пространственно-временной каверны на территории Каменного моря я уже была не нужна. Сканы от меня они получили, остальное меня уже не касалось нисколько. Ну, стандартная просьба не покидать планету, пока ведутся следственные мероприятия… Я все равно не собиралась покидать, у меня до конца туристической визы оставалось еще целых тринадцать дней. Я спросила, продлят ли, если что, мне ответили «да». И все. Я получила вожделенную свободу.
Таська примчалась за мной лично, стоило только заикнуться, что меня отпустили. С Митирувом подмышкой, разумеется. Поразительная пара, крепкая яркая Таська и мелкий эльф-гентбарец. Издали легко принять за маму с дочкой, но вблизи рвется в клочья все, что успеешь нафантазировать: Митирув нисколько не похож на маленькую девочку, а Таська — на заботливую мамочку.
Странно, но прежнего раздражения на Митирува во мне уже не возникало.
Наверное, после Татьяны, существа одного со мной биологического вида, но совершенно чуждого по духу, нормальный гентбарец воспринимался хорошим парнем. Кисмирува звать парнем, конечно, слишком громко, но нет у нас в языке нужного слова для такого гендера. Не говорить же «оно», это и неправильно, и оскорбительно, потому что в нашем языке относится к неодушевленным предметам…
— Эля, ты даешь! — заявила Кудрявцева, устав обниматься. — Ввязаться в такое!
— Оно само, — буркнула я. — Поехали отсюда, а? Побыстрее.
Мой номер в отеле оставался за мной, я же его на весь срок оплатила, и отказываться не спешила, даже когда поселилась у Января. Пусть будет, раз уже оплачено. Митирув как-то предлагал решить вопрос, забрать стоимость оставшихся дней, там довольно много получалось, но я несерьезно отнеслась, все откладывала решение вопроса на завтра. И как сейчас пригодилось!
Бегала бы, искала, куда приткнуться, конечно, нашла бы, но уже совсем не того класса и не там, и, вероятнее всего, даже в другом городе, поменьше и подальше от моря.
— Давай съездим сегодня на Мравеентанеш? — предложила Таська, пока мы поднимались по широкой лестнице на нашу террасу. — Это остров из вулканического стекла, поднявшийся со дна пятнадцать тысяч лет назад. И легенда есть о его происхождении!
— Романтичная и глупая, как все легенды? — уточнила я.
Никуда ехать мне не хотелось, но и Таську обижать не хотелось, а вообще, я вся была еще в сомнениях. Ведь ехать прямо сейчас было необязательно, что уж там.
— А вот и нет!
— Ну, тогда мрачная, с тоской и депрессией в финале, — предположила я. — Например, девица кинулась в море от того, что паруса на своем судне ее растяпа-возлюбленный забыл сменить с черных на клетчатые. А ее любимый, узнав про это, тоже кинулся в море. Да?
— И ушли они в туманные пустоши, рука в руке, к новому солнцу и новому морю, под темное небо ушли они. Вместе ушли, — на память процитировала Кудрявцева, сходу переводя с таммеотского.
Все свои два десятка языков она знала на очень приличном уровне. Без диплома эксперта-лингвиста, разумеется. Но я уверена, если бы Таська захотела, то получила бы эти дипломы почти по всем, ну, может быть, не легко и не просто, но получила бы. Она не хотела. Само словосочетание «квалификационная сертификация» вызывало у нее тоску и дрожь.
— Прости, голова не соображает ничего, — честно призналась я. — Давай-ка я сейчас к себе, приму душ, а там потом… придумаем, что поесть. И поговорим. Хорошо?
— Хорошо, — не стала возражать Таська.
Но она вошла следом за мной в мой номер, за что я ей до сих пор благодарна.
На столике у входа стояла коробочка линии доставки. Я немедленно сунула в нее нос: что же там такое могло бы быть.
Там лежала, свернутая в колечко, моя серебряная цепочка с кулоном. Та самая, которую паршивка Татьяна пристроила на веранде, на самом видном месте, чтобы Январь не промахнулся взглядом. Еще и кулон раскрыла, чтобы уж наверняка.
Я открывать не стала. Я и так знала, что подарок лантарга Поункеваля — внутри. Потому что если бы его хотели сжечь, сожгли бы еще тогда. И — никакой записки, ничего. Просто моя цепочка. Как причина всех, свалившихся на мою голову бед.
Меня прорвало слезами, я рыдала безостановочно, а Таська сидела рядом и держала за руку, и я снова была ей благодарна за то, что она — живая и теплая — рядом. Может, я справилась бы без нее, но — не скоро и не просто и еще вопрос, справилась бы вообще.