Огонь, гори!

Карр Джон Диксон

Тогда он сунул руку в левый жилетный карман. Там лежал тяжелый золотой репетир. Как он ни старался, крышка не открывалась.

– Джек! – ужаснулась Флора. – Неужели ты не в состоянии открыть собственные часы?

Если бы не ее присутствие, он никогда не допустил бы такой оплошности. Чевиот нажал на стерженек; крышка отскочила.

– Без двадцати пяти минут полночь, – произнес он и откашлялся.

– О боже! – молитвенно прошептала Флора, затем, тяжело дыша, сказала: – Сначала я думала, что ты шутишь. Ты ведь не… нет, невозможно… после всего, что ты обещал!…

И она упорхнула

по тусклому ковру, между черными лакированными стенами и золотыми драконами, к той лестнице, по которой спустилась Соланж.

– Флора! Что я сделал?

Ответа не последовало. Красавицы след простыл.

Чевиот с щелчком закрыл часы, ощутив тяжесть цепочки и печаток, когда засовывал их в карман. На лбу у него выступила испарина.

Как бы он хотел разгадать, что кроется за каждым словом, произнесенным в этом доме. Чевиот ощущал множество подводных течений, хотя не был в состоянии их истолковать. Возможно, его скоро унесет мощным отливом. И все же…

– Не выйдет! – произнес он вслух и, расправив плечи, громко постучал в двойные двери. Он не мог предугадать того, что через двадцать минут здесь произойдет убийство, вызванное отчасти его собственными словами и поступками.

Глава 5

Убийство в ритме вальса

– Входите! – отрывисто крикнули из-за двери. Чевиот повернул ручку и толкнул одну из створок.

Его встретил такой отталкивающий, такой нечеловеческий скрипучий смех – «Ха-ха-ха!» – что на секунду он подумал, будто так смеяться может лишь старуха, сидящая у камина напротив и сжимающая палку с изогнутым набалдашником.

Леди Корк оказалась низкорослой – не толстой, а скорее полноватой, почти без шеи. Из-под белого чепца с оборками, стоящими почти вертикально, выбивались сивые космы. Платье на леди Корк также было белое. И все же, невзирая на возраст, она сохранила белизну кожи. На лице, отмеченном печатью былой красоты, сверкали маленькие глазки. Они хитро и выжидательно уставились на Чевиота.

– Так, так… Закройте дверь! – громко приказала старуха. Чевиот исполнил приказание.

С противоположной стороны камина, словно любимая компаньонка, устроился на деревянной жердочке крупный красно-зеленый попугай ара. Попугай сидел не в клетке; он был привязан к жердочке за тонкую цепочку, накинутую на лапку. Попугай склонил набок голову с розовато-лилово-белым хохолком и тоже хитро сощурил один глаз. Потом распушил перья, застучал когтями по жердочке, как гость, который вытирает ноги о дверной коврик, и, запрокинув клюв, залился тем нечеловеческим скрипучим хохотом, который Чевиот уже слышал.

У Чевиота по спине побежали мурашки.

– Полагаю, леди Корк?

– Полагаете? Господи, помилуй! Разве вы этого не знаете?

– Я сотрудник полиции, леди Корк…

– Что-о?! Что такое «сотрудник полиции»?

– И пришел, чтобы задать вам несколько…

– Ну и дела! – возмутилась леди Корк. – Ну и манеры у сына Джорджа Чевиота! Ни одного комплимента! Ни слова о том, как хорошо я выгляжу для моих лет! Да, нечего сказать, ну и нравы у современной молодежи!

Чевиот взял себя в руки и постарался сдержаться.

Пусть леди Корк окружают шаткие столики, полочки с черепаховой

инкрустацией, плетеные стулья и фарфоровые вазы. Пусть розовые стены увешаны картинами, миниатюрами в золоченых и серебряных рамах, руки старых мастеров. Да и сама леди Корк явный представитель восемнадцатого столетия – даже от ее тяжелого белого платья веет стариной. Пусть так. Ему все равно необходимо не только найти к ней подход, но и подобрать нужные для этого слова!

– Я не одинок, мадам, – улыбнулся Чевиот. – Вот, например, помнится мне, покойный доктор Сэм Джонсон при первой встрече тоже не осыпал вас изысканными комплиментами!

Леди Корк раскрыла от изумления рот.

– Да, я читал, что он назвал вас «дурочкой»; однако он же назвал вас «очаровательной»; а немного погодя очень изящно извинился за «дурочку». Позвольте же, мадам, предложить вам и комплимент, и извинение при первой встрече, а не при второй!

Последовала пауза. Леди Корк была потрясена. Она смерила гостя пристальным взглядом – и вдруг, словно опомнившись, заговорила. Тон ее уже был совершенно иным.

– Какое удовольствие для меня, сэр, – пропела она с истинным достоинством великосветской дамы, – принимать джентльмена, который иногда посвящает свой досуг чтению книг, а не картам и не костям. Ваш комплимент тем ценнее, что он запоздал – вы, словно колдун, извлекли его из рукава!

– Умоляю, мадам, не называйте меня колдуном! Наоборот, я готов процитировать строки мистера Босуэлла: «Я призываю к высшим силам, дабы хранили меня».

– Маг! – вскричала леди Корк. – Чародей!

«О боже! – в отчаянии подумал Чевиот. – Ну и посмешище же я из себя строю!»

Положение казалось еще безнадежнее из-за того, что Маргарет Ренфру, прислонившаяся к мраморному камину, наблюдала за ним с иронической улыбкой.

Мистер Хенли устроился в некотором отдалении, как и пристало клерку; он приготовил перья, хотя писать пока было нечего. Однако тактика Чевиота оказалась верной.

– Мой милый юноша, – радушно обратилась к нему леди Корк, – садитесь! Прошу вас, садитесь! Да садитесь же, голубчик! – Лицо ее просияло и оттого стало вдруг живым и выразительным, как у юной девушки. Она указала костылем на стул конского волоса с широкой спинкой, стоявший рядом с насестом попугая.

Птица, злобно оживившись, царапала когтями жердочку и издавала булькающие звуки. Чевиот разглядывал попугая с такой же неприязнью, с какой тот разглядывал его.

– Фу, как не стыдно бояться! – насмешливо произнесла леди Корк. – Он не налетит на вас, бедняжка, после того, как я приказала приковать его к цепочке. За всю жизнь он совершил всего одно преступление. Хотите узнать какое?

– Рад буду послушать.

– Он пытался ухватить короля за чулок. Но то был мелкий проступок, а не преступление, – сурово уточнила леди Корк. – А преступление он совершил, когда сбежал, отхватив кусок ноги леди Дарлингтон.

Никто не улыбнулся, хотя хозяйка, казалось, ждала одобрения. Очевидно, собственные слова напомнили леди Корк о поручении Чевиота. Хотя приземистая плотная фигура в кресле дышала неизъяснимым достоинством, выражение лица леди Корк было нерешительным; Чевиот догадался, что старухе сильно не по себе.