Огонь и очаг
Шрифт:
– Черт, - сказал он, - говорил тебе с самого начала: дай мне с ним потолковать.
– Нет, - ответил Лукас.
– Вам туда не надо.
– Что ты теперь намерен делать?
– спросил торговец.
– Я тащусь сюда из Мемфиса... И как ты убедил этих в Сент-Луисе выслать машину без первого взноса - до сих пор не понимаю. Я тебе так скажу: если мне придется отвезти ее назад и представить отчет о расходах на поездку и о том, что ни черта не продал...
– Ну, а здесь нам стоять - проку тоже мало, - сказал Лукас. Он повел их обратно к воротам и на дорогу, где торговец оставил свой автомобиль. Искательная машина лежала на заднем сиденье. Лукас поглядел
– Я видал, как она работает, - заговорил он, ни к кому не обращаясь.
– Своими глазами видал.
– А ты как думал?
– сказал коммивояжер.
– Для того ее и сделали. Потому и хотим за нее триста долларов. Ну?
– сказал он.
– Что ты намерен делать? Скажи мне, чтобы я знал, что мне делать самому. У тебя нет трехсот долларов? Тогда, может, у родственников? У жены твоей не заначено три сотни под матрацем?
Лукас задумчиво смотрел на машину. Он не обернулся.
– Деньги найдем сегодня вечером, - сказал он.
– Вы пойдете с машиной, я покажу вам, где искать, а все, что найдем, - пополам.
– Ха-ха-ха, - хрипло произнес торговец, причем в лице его не шевельнулся ни один мускул, кроме тех, которые раздвигают губы.
– Слыхали?
Лукас задумчиво смотрел на ящик.
– Мы найдем, капитан, вдруг вмешался Джордж.
– Три года назад сюда пробрались двое белых, выкопали ночью двадцать две тысячи долларов в старом кувшине и до света удрали.
– Ну да, - сказал торговец.
– И ты смекнул, что там было ровно двадцать две косых, - нашел место, где они лишнюю мелочь выбросили, канителиться с ней не хотели.
– Нет, сэр, - сказал Джордж.
– Там могло быть больше двадцати двух. Большой кувшин-то.
– Джордж Уилкинс, - сказал Лукас. До пояса он все еще был в машине. Он даже головы не повернул.
– Сэр?
– сказал Джордж.
– Цыц, - сказал Лукас. Он убрал голову из кабины, повернулся и посмотрел на коммивояжера. И белый молодой человек снова увидел лицо совершенно непроницаемое, даже слегка надменное.
– Я дам вам за нее мула, сказал Лукас.
– Мула?
– Ночью, как деньги найдем, я его куплю у вас обратно за триста долларов.
Джордж с тихим присвистом втянул в себя воздух. Торговец оглянулся на него - глаза под сбитой набекрень шляпой часто моргали. Потом торговец посмотрел на Лукаса. Они смотрели друг на друга: проницательно, сразу насторожившись, сразу похитрев - молодой белый человек и совершенно невозмутимо - негр.
– Мул твой собственный?
– А не мой - как бы я его отдал?
– сказал Лукас.
– Пошли посмотрим на него, - сказал торговец.
– Джордж Уилкинс, - сказал Лукас.
– Сэр?
– сказал Джордж.
– Ступай в мою конюшню и принеси мой недоуздок.
II
О пропаже мула Эдмондс узнал вечером, когда конюхи Дан и Оскар пригнали с пастбища скотину. Это была пятисоткилограммовая мулица, трехлетка, по имени Алиса Гнутая Стрела, и весной он отказался продать ее за триста долларов. Услышав новость, он даже не выругался. Он только отдал кобылу Дану и стал ждать у ограды: частый стук копыт затих в сумерках, потом вернулся, Дан спрыгнул на землю и протянул ему фонарь и пистолет. Верхом на кобыле, в сопровождении двух негров на неоседланных мулах, он проскакал через пастбище, потом вброд через речку и к проему в изгороди,
– Алисы копыта, - сказал Дан.
– Я их где хочешь узнаю.
Позже Эдмондс поймет, что оба негра узнали и следы мужчины. В иных обстоятельствах он догадался бы об этом по их поведению, но тут беспокойство и ярость притупили его нюх. Правда, даже если бы он потребовал, они не сказали бы, чьи это следы, - но, просто заметив, что негры их узнали, остальное он сообразил бы сам и избавил себя от четырех-пяти часов душевной смуты и физических усилий.
След они потеряли. Он рассчитывал отыскать место, где мула погрузили в грузовик, - тогда бы он вернулся домой, позвонил шерифу в Джефферсон и в полицию Мемфиса, чтобы завтра проследили за барышниками. Но таких отпечатков не было. Следы исчезли на гравии - вор с мулом вышли на дорогу, а потом спустились по бурьяну где-то с другой стороны, - и они почти час убили на то, чтобы отыскать след снова, шагах в трехстах, на поле. Без ужина, взбешенный, на лошади, которая весь день провела под седлом и тоже на голодное брюхо, он ехал за двумя мулами-призраками, проклиная и Алису, и темноту, и слабенький огонек, от которого вынужден был зависеть.
Через два часа они оказались у речки, в четырех милях от дома. Теперь и он шел пешком, чтобы не расколоть череп о какой-нибудь сук, продирался сквозь кусты и колючки, спотыкался о гнилые стволы и макушки упавших деревьев, одной рукой ведя лошадь, другой заслоняя лицо и одновременно пытаясь смотреть под ноги, так что сперва налетел прямо на мула, успел инстинктивно отпрыгнуть в нужную сторону от злого удара копытом - и только тогда понял, что негры остановились. И тут же, выругавшись в полный голос, снова отпрыгнул, чтобы спастись от копыта другого невидимого мула, который должен был стоять где-то с этой стороны, сообразил, что фонарь не горит, и разглядел впереди среди деревьев слабый коптящий огонек смолистого соснового факела. Огонек двигался.
– Правильно, - быстро сказал он.
– Не зажигай.
– Он позвал Оскара. Отдай мулов Дану, вернись сюда и подержи лошадь.
– Он ждал, следя за огоньком, и наконец рука негра нашла в темноте его руку. Он передал поводья, обошел мулов стороной и, следя за движущимся огоньком, вынул пистолет.
– Дай фонарь, - сказал он.
– Вы с Оскаром ждите здесь.
– Лучше я с вами пойду, - сказал Дан.
– Ладно, - сказал Эдмондс, следя за огоньком.
– Пусть Оскар подержит мулов.
– Не дожидаясь, он пошел вперед и вскоре услышал, что Дан - нагоняет его; двигаться быстрее он не мог из-за темноты. И бешенство его уже не было холодным. Он кипел, им овладело нетерпение, какой-то мстительный восторг, и он шел напролом, не обращая внимания на кусты и бревна под ногами, с фонарем в левой руке и пистолетом в правой - все ближе к факелу.
– Это индейский курган, - прошептал у него за спиной негр.
– То-то я смотрю, огонек высоко горит. Они с Джорджем Уилкинсом скоро насквозь его прокопают.
– Они с Джорджем Уилкинсом?
– повторил Эдмондс. Он замер на месте. Резко обернулся к негру. Мало того, что вся картина открылась ему целиком и полностью, как при свете фотовспышки, он понял теперь, что видел ее все время, а верить отказывался просто-напросто потому, что знал: если поверит, у него мозг взорвется.
– Лукас с Джорджем?