Огонь и сера
Шрифт:
– Вы знаете их по именам? – На карточку госпожа Донателли даже не посмотрела.
– Да.
– Тогда идемте за мной.
Она завела их за перегородку и через заднюю дверь – в комнату побольше, очень похожую на библиотеку. Здесь на полках до самого потолка громоздились книги, рукописи, документы на пергаменной бумаге. Пахло сухой гнилью, старой кожей и воском. Рассыпающийся потолок еще хранил следы искусной позолоты.
– Архивы семьи, – пояснила дама. – Им восемь столетий.
– У вашего дома богатая история.
С
– Как их звали?
– Баллард, Катфорт, Бекманн и Гроув.
Страницы замелькали с поразительной быстротой, поднимая в воздух облачка пыли. И вдруг дама остановилась.
– Вот. Гроув. – Обремененный бриллиантовым перстнем костлявый палец ткнулся в строчку и скользнул вниз. – Бекманн... Катфорт... Баллард. Да, они все были здесь в октябре.
Пендергаст заглянул в журнал, но даже ему оказалось не по зубам расшифровать микроскопический почерк.
– Приехали одновременно? – спросил фэбээровец.
– Да. Тут записано: на одну ночь, тридцать первое октября.
Госпожа Донателли захлопнула книгу:
– Господам угодно что-то еще?
– Да, синьора. Не будете ли столь любезны взглянуть на этот снимок?
– Вы же не рассчитываете, что я вспомню американских нерях-студентов, которые были здесь тридцать лет назад? Мне девяносто два года, сэр. По-моему, я заслужила право хоть что-то забыть.
– Прошу, будьте к нам снисходительны.
Раздраженно вздохнув, дама взяла снимок... и заметно вздрогнула. Она долго, пристально вглядывалась в фотографию, и даже тот бледный цвет, что еще оставался на ее лице, начал постепенно сходить.
– Выходит, я все же помню, – низким голосом сказала хозяйка, вернув снимок. – Его... – Она указала на Бекманна. – Дайте подумать. Он и другие мальчики – может быть, даже эти, на фотографии – ушли на всю ночь...
Ее голос утих. Решительность и выражение непоколебимого достоинства исчезли с лица.
– Да, накануне Дня всех святых. Они вчетвером всю ночь где-то пропадали. Бекманн вернулся под утро. Он был сам не свой, и я отвела его в церковь.
– В какую?
– В ту, что здесь, рядом: Санто-Спирито. Бекманн в панике молил дать ему исповедаться. Прошло столько времени, а я до сих пор помню. Помню лицо бедного мальчика. Он просился к священнику так, будто от этого зависела его жизнь.
– И что же?
– Он исповедался, потом сразу же собрал вещи и отбыл.
– А остальные американцы?
– Каждый год они отмечают День всех святых или, скорее, день до него, который вы, кажется, называете Хэллоуин. Это вроде как оправдание пьянке.
– Не помните, куда они пошли в тот вечер? Или, может, они с кем-то встретились?
– Увы...
Из
– Ко мне пришли, – сказала дама.
– Последний вопрос, синьора, – попросил Пендергаст. – Тот священник, что исповедал Бекманна... он еще жив?
– Отец Зеноби? Сейчас он живет с монахами монастыря Ла-Верна.
У двери госпожа Донателли на секунду задержалась.
– Вы прискорбно ошибаетесь, – предупредила она, – если полагаете, что отец Зеноби раскроет тайну исповеди.
Глава 65
Д'Агоста надеялся, что из палаццо они с Пендергастом вернутся прямиком в отель. Но напарнику вздумалось побродить по площади.
– Может, съедим по мороженому? – предложил он. – Здесь неподалеку есть кафе «Риччи». Если не ошибаюсь, там подают лучшее мороженое во Флоренции.
– Я к мороженому как-то охладел.
– Зато я – нет. Уж простите.
Войдя в кафе, они направились к бару. Пендергаст заказал рожок ванильного тирамису, а д'Агоста решил взять эспрессо.
– Не знал, что вы такой сластена, – заметил сержант, облокотившись о стойку.
– У меня что-то вроде слабости к итальянскому мороженому. Хотя на самом деле я хочу узнать, чего он хочет.
– Он? Кто – он?
– Человек, который следует за нами.
– За нами следят? – Д'Агоста напрягся.
– Не оборачивайтесь. Он не особенно примечателен: средних лет, синяя рубашка, темные брюки. Профессионал.
Подали рожок мороженого. Едва Пендергаст аккуратно и с удовольствием надкусил лакомство, как вдруг переменился в лице.
– Он вошел в пансион. – Бросив на стойку несколько монет евро и оставив рожок, фэбээровец зашагал прочь из кафе, увлекая за собой товарища.
– Опасаетесь за синьору?
– С синьорой все будет в порядке. Я беспокоюсь за священника.
– Священника?.. – Д'Агоста вдруг понял. – Возьмем этого парня на выходе из пансиона.
– И ничего не добьемся, только увязнем в бюрократическом болоте. Самое лучшее – ехать прямиком в монастырь. Идемте, Винсент, дорога каждая секунда.
Они взяли в прокате «фиат» и через двадцать минут уже мчались через холмы. Машину вел Пендергаст. Визжа покрышками, «фиат» проскочил несколько «шпилек» и чуть не слетел в кювет – нигде не было заграждений, а за каждым поворотом вздымались вершины Апеннин.
– Я знал, что за нами следят, – рассказывал Пендергаст. – Все началось, когда мы нашли тело Балларда. В критические моменты, например, в Кремоне, мне удавалось избавиться от хвоста. Я хотел подождать и выяснить, кто стоит за тем человеком, потому и не пытался его задержать. Но я не ожидал, что он перестанет таиться. Значит, мы приближаемся к истине. Возросла опасность и для нас, и для тех, кто владеет важной информацией.