Огонь и ветер
Шрифт:
— Может быть, я и ошибаюсь, — произнёс он беззвучно. — Может, ты сейчас прав. Да, вы меня послушались. Ничего хорошего из этого не вышло, ведь так? Ри, не возражай, и ты, Рыжий, тоже… я хочу хотя бы попробовать исправить. И они, эти двое…
— Они тебя чуть не убили, — жёстко возразил Скрипач. — Они же сами сказали, что ещё минута разговора, и ты бы…
— Сдох, — мрачно подтвердил Ит. — Вернее, покинул бы физическое тело.
— Хрен редьки не слаще. И ты предлагаешь слушаться их? — Скрипач выпрямился, осуждающе
— Я предлагаю посмотреть на то, о чём они говорили, — Ит поднял голову. Взгляд его стал умоляющим, несчастным. — Ну давайте попробуем, пожалуйста! Скорее всего, там вообще ничего не будет, потому что эти существа… доверия не заслуживают. Но…
— Знаешь, мы попробуем, но только с одной целью. Чтобы ты от нас отстал, — резюмировал Скрипач. — А сейчас я позвоню Павлу и скажу, что ты подвернул ногу. Пусть хоть оборётся, но завтра мы однозначно сидим дома. Причём все.
Стемнело ещё в шесть, и Скрипач, который сел за руль, ругался в результате на все корки — его вполне можно было понять. Мало того, что больше часа снова простояли в пробке. Мало того, что пришлось заезжать на заправку и стоять там получасовую очередь. Так ещё и правое переднее колесо начало спускать, и они провозились минут двадцать, ставя запаску.
— С тобой свяжешься — чокнешься, — ворчал он. — Учти, это в последний раз. Слышал?! Я тебя спрашиваю, слышал?!
— Слышал, слышал, — безучастно отозвался Ит. — Хорошо. Последний так последний.
За городом машин почти не было, и они в результате добрались до места на полчаса раньше. Движок Скрипач глушить не стал, чтобы печка получше грела, и они сидели в кабине, поглядывая на мутную мглу за окнами.
— Спать хочется, — пожаловался Ри. — Что-то мне сегодня весь день хочется спать. На погоду, что ли?
— Наверное, — Скрипач зевнул. — Так, может, поспим? Полчаса же есть?
— Есть, — подтвердил Ит. Ему спать не хотелось совершенно, наоборот, в голове была какая-то стеклянная ясность, а мир выглядел ярче, гораздо ярче, чем он привык видеть. — Вы поспите, а я покараулю.
— Карауль, — милостиво разрешил Скрипач, натягивая капюшон куртки на голову. Он откинул сиденье, лег на бок, сунул под щёку ладонь. — Если что, разбудишь. А если ничего, то через час разбуди, и домой поедем.
Ри кое-как устроился на заднем сиденье: места там для него было маловато, и хуже всего дело обстояло с ногами — при его росте, почти метр девяносто, устроить ноги в тесном пространстве кабины было сложновато. Но он всё равно кое-как улёгся и через пять минут тоже спал.
Ит сидел неподвижно, глядя на своё отражение в стекле.
«Ничего не понимаю, — думал он. — Может быть, действительно зря? А что тогда не зря? Господи, придётся мне снова у тебя просить… наверное… только что-то я боюсь просить… после Фишки… боюсь и не хочу».
Он
Сначала щепка была частью дерева, большого, красивого, старого. Потом из дерева сделали, к примеру, шкаф — и щепка долго была частью этого шкафа. Частью некоего целого, к которому десятилетиями принадлежала.
А потом…
Потом пришёл кто-то, взял топор и разрубил этот шкаф на мелкие кусочки. На эти самые щепки.
Ну и смысл?
Да, вполне можно посокрушаться — и про могучее дерево, и про добротный старый шкаф. Например, про тот, что остался в высотке на Котельнической, дома. Красивый старый шкаф, с инкрустацией на дверках, полированный, дивного медового оттенка, пахнущий духами и лавандой; а на дверке-то было большое, с фаской, зеркало, и когда на праздники Берта доставала из шкафа какое-нибудь платье, она всегда вешала плечики с этим платьем на дверку, и от платья разливался во все стороны запах, от которого у него внутри словно бы становилось теплее… Её запах — запах родного тела; запах мыла, лаванды, духов, праздника…
А теперь очнись, старый идиот, одёрнул он себя.
Всё.
Этого всего больше нет. Берта, слава создателю, на Окисте, и у неё есть реальный шанс выжить. Не просто выжить, а полностью поправиться. Что станется с вами троими, ещё большой вопрос. И совсем уж непонятно, что будет с тобой самим. Потому что… да потому что ты, согласись, теряешь нить происходящего. Тебя несёт — ты плывешь. Ты ни за что не отвечаешь, правильно сказали тогда Мотыльки. У тебя нет вариантов, как не может щепка самостоятельно выбраться из водоворота. Только если случится чудо и кто-то вытащит. Впрочем, если мыслить так, как сейчас, — уже вытащили.
Точнее — перебросили из одного водоворота в другой.
Как же хорошо быть тупым и вообще ни про что не думать!
Как хорошо иногда просто плыть по течению и радоваться всякой фигне — новой куртке, пирожкам с капустой, повышению зарплаты, просто хорошей погоде!..
Насколько легче жить на свете идиотам, которые вообще не умеют задумываться дальше чем про завтрашний день и которые огорчаются раз десять за всю жизнь, да и то, огорчение это проходит столь же быстро, как и приходит.
Чем щепка в водовороте отличается от идиота?
Он беззвучно засмеялся и покрутил пальцем у виска.
А от сумасшедшего она чем отличается?..
За окном был снег, густой, плотный, стекло уже почти засыпало. Машина, наверное, со стороны выглядит как маленький сугроб… или не такой уж и маленький. Он включил «дворники» — на стекле образовались две полукруглые промоины, в которых ничего не было видно.
Видимо, они всё-таки зря поехали. Без пяти полночь, а ничего нет. Видимо, и не будет…