Огонь и железо
Шрифт:
До наступления сумерек успели ещё допросить послушника Шарля. Причём, в качестве индикатора лжи сэр Волк опять пригласил Матильду Гарм. Очень уж его впечатлили её таланты мастера шпионажа. Как выяснилось, бывший браконьер говорил только правду, как на исповеди. Это произвело на владетелей должное впечатление. Оказалось, он рассчитывал на великодушие грозного сэра Кальвадосского Волка. Раз уж получилось, что Единый даровал ему возможность распорядиться жизнью рыцаря-храмовника, Шарль решил обменять брата Теодора на свою жену и детей. Причём, Феоктистову очень понравился способ, которым супруга передала смелому послушнику весть о судьбе семьи. Мало ведь кто тогда не впал в панику, когда галлы пошли на штурм деревни. А эта женщина, похоже, была ещё и полностью уверена в муже. Что непременно придёт, найдёт и спасёт.
Послали за этой самой догадливой Симоной. Супруга бывшего браконьера оказалась строгой, настороженной и довольно симпатичной особой на вид лет двадцати – двадцати пяти. Свежий блестящий ошейник рабыни смотрелся явно инородно на её гибкой шее. Симона недоверчиво окинула взглядом собравшихся и вздрогнула:
– Ша-а-а-арль!!!
Бросилась к мужу и сильно прижалась, крепко сжав его руками. Никто и не подумал препятствовать. Он что-то спросил, и та быстро-быстро закивала:
– Да-да, все живы! И Бернадет, и Перрин. И старая Жильберта!
После краткого разбирательства Феоктистов оставил перебежчику статус вольного и разрешил делом заслужить свободу для близких. Обменял его тамплиерские трофеи на более скромное оснащение и назначил следопытом в Стаю. А затем отпустил на ночь к жене и детям. Но – под стражей.
Остальные владетели одобрили решение и начали собираться на ночную поляну. Зубров лишь распорядился, что бы женщины налепили побольше пельменей. Надеялся, что после сумеет угостить гостей поздним ужином.
* * *
Возле оцепления их ждал сюрприз. Вместе с Ведающей Матушкой из сумрака материализовалось несколько крупных волков. С радостным воплем сэр Владимир обнял мощный загривок Вольфа, а затем потискал и остальных:
– Рэкс, Шарик! Блин, барбосы!!! Как же я вам рад!
Волки порыкивали для порядка, некоторые даже пытались прихватить зубами. Но Феоктистов не обращал на это внимания. Как-то незаметно стая сомкнулась вокруг него. Рыцари и хищники вместе прошли за линию сразу расступившихся солдат. Оказалось. что вокруг поляны уже были вбиты в землю колья, на которых красовался снятый со стен Шансона обережный круг. За него колдунья пропустила лишь «внучат»:
– А вы, благородные, здесь постойте! Увидеть и услышать и отсюда всё можно, а мне спокойнее. Да и зверюшки, если что, помимо круга вас охранят.
В центре оказался ещё один, прочерченный в снегу незамкнутый круг. Бабушка ввела друзей внутрь и какой-то головёшкой завершила фигуру.
– За черту не суйтесь, что бы не произошло. А вот говорить с гостями нужно. Не врите. Но все же постарайтесь, чтобы ваши благородные друзья лишнего не узнали! Как Гесперон советовал! – негромко пояснила она. Убедилась, что «внучата» поняли и отошла.
– Бабушка, а ты как же? – запоздало вскинулся Николай. Но та лишь рукой махнула. Возле неё уже стоял Вольф. Ведунья и зверь отошли в сумрак и начали возиться с чем-то продолговатым, темневшим на снегу. Неожиданно «это» взвыло от невыносимой боли и невнятно замычало. Похоже, прямо через кляп.
Вскоре темень начала сгущаться и вихриться неопрятными лоскутами, больше похожими на клочья тумана. Вот в них начали проступать три чёрные фигуры. Самая высокая показалась Николаю раза в два выше человеческого роста. Потом он описывал её как нагромождение каменных валунов. А Володька и местные владетели рассмотрели в ней могучего и прекрасного сверхъестественного рыцаря (которого всё равно каждый видел по-разному). Вторая фигура, раза в полтора превышавшая нормальный рост, выглядела человеком. Смурным, с правильным, по-особому красивым лицом. Он был не то одет в свободный хитон, не то просто обмотан куском большой ткани. Почему-то владетели углядели в нём что-то простецки-послушное. А вот в описании третьего все позже сошлись в едином мнении: наглая, неопряно-лохматая, заискивающая мерзость. Отдалённо напоминающая человека. Ростом футов в семь.
– Как ты быстро соскучилась! – радостно приветствовал бабушку великан.
– И я рада видеть вас, мальчики! – непритворно-ласково произнесла ведьма. – Посмотрите на этих детей ещё раз и скажите, кого вы видите.
Она указала рукой на обалдевших друзей. Фигуры приблизились к самому внутреннему кругу и три пары сгустков пронзительной тьмы, заменявшей им глаза, впились в баронов. Лицо Феоктистова застыло маской равнодушия, как у индейца. Словно невзначай он положил руку на рукоять меча. Прошептал Коле:
– Шпагой! Только за эфес…
Оробевший Николай тоже постарался не выдать чувств и слегка кивнул.
– В этом я вижу свою кровь! – великан указал на сэра Волка. Чуть позже поднял руку средний пришелец, почти ткнув в Зуброва:
– В этом моя кровь!
Третий силуэт подпрыгнул и начал лихорадочно тыкать сразу в обоих:
– Мои, мои!!! Во всех моя кровь!
– Заткнись, Хам! – великан отвесил ему нешуточный подзатыльник. Мерзкий силуэт обиженно завизжал, а потом вновь сорвался на фальцет:
– Я правду, правду говорю! В обоих моя кровь!!!
– И что? Теперь почти во всех есть твоя кровь. Очень уж блудливые у тебя детишки получались. Все в отца! – отозвался средний. Вновь указал на Николая:
– В этом бьётся кровь моего Первородства!
– Благодарю тебя, Сим! – поклонилась сумеречному мужчине бабушка. Затем тёмный великан величаво повторил жест в направлении Володьки:
– А в этом – моё Первородство! Он истинно благородный.
– Спасибо, Яфет!
Огромный пришелец продолжал пристально всматриваться. Феоктистов неожиданно почувствовал волну любви, пошедшую от него:
– Как же далеко ты забрался, внучек!
– Да я не сам, дедушка! – почти непроизвольно ответил он. – Чародеи нас обманули… Дедушка, а мы сможем вернуться? К себе, в страну Иванов?
– Страну Иванов? Хорошо сказал! – великан ненадолго задумался: – А, ну да! Это же к западу от Асгарда и Митгарда! Если доберёшься, то я обязательно узнаю об этом. Благословляю тебя на этот подвиг, внучек!
Он церемонным жестом поднял руку. Золотая баронская цепь на груди Феоктистова начала медленно нагреваться. Но вдруг Яфет нахмурился: