Огонь на ветру
Шрифт:
В доме у Шота имелась комната, где постоянно горел светильник и куда не допускались даже друзья. После знакомства с мастерами-златоваятелями он полюбил работать за восьмиугольным столом в мастерской, где воздух звенел от камней и металла. Шота нравилось украшать самоцветами одежды и оружие своих героев. Звон золота, меди и серебра он вплавлял в тугой и певучий ритм стихотворных строк.
Открывайте кладовые, отпирайте все подвалы!Выводи коней, конюший! Выносите перлы, лалы! [4]4
Перлы, лалы – старинные названия жемчуга и рубинов.
И было ещё одно обжитое место. Сцены бурь и кровавых схваток Шота любил сочинять на верхнем ярусе башни, где в древние времена располагались со своими орудиями учёные-звездочёты. Башня стояла на подступах к городу, как стоит на опушке леса вековой одинокий дуб.
Солнце скатилось за край земли и увлекло за собой день, когда Шота приблизился к башне и протянул страже кусок пергамента с подписью амирспасалара. Молодой офицер, почти ещё мальчик, с едва пробившейся тёмной полоской усов над верхней губой, отстранил пропуск.
– Господин поэт Шота Руставели всем хорошо известен, – со смущённой улыбкой сказал офицер.
– Ещё бы, – подхватила стража. – Сегодня ночку можно поспать. Начальник сокровищницы просидит за стихами до света, за нас стражу исполнит.
– От обещания удержусь, – засмеялся в ответ Шота. – Всё от того зависеть будет, резво ли побегут стихи. Если заковыляют, как охромевший конь, то мигом сочинителя вгонят в сон.
– Шота Руставели выражает в стихах свои мысли ясно и коротко, – сказал начальник стражи и звонко произнёс:
Стихотворство – род познанья, возвышающее дух.Речь божественная с пользой услаждает людям слух.Мерным словом упиваться может каждый, кто не глух.Речь обычная пространна, стих же краток и упруг.Шота тронуло, что молодой офицер знал его стихи. Он сжал руку юноши выше локтя:
– Как зовут тебя, мой мальчик?
– Арчил.
– Счастья тебе, Арчил. Благодарю.
При свете луны было видно, как вспыхнули щёки воина.
По крутым ступеням Шота поднялся на верхний ярус. Навстречу выступила темнота. В узкие щели бойниц вливалась ночь. Шота подошёл к южной бойнице. Внизу расстилалась долина, высвеченная луной до последнего камня. Меж камней, сбившись в кучу, торопливо передвигался ночной дозор. Стражи вели могучего сложения человека с завязанными за спиной руками.
Шота подошёл к бойнице, смотревшей в сторону гор. Скалы придвинулись близко и шли в наступление, словно готовились навалиться на башню, как рабы царя Ростевана на незнакомца в тигровой шкуре. Строки о битве Тариэла с посланцами Ростевана не складывались все эти дни. Вдруг стих зазвенел, строки натянулись как струны. Нерасторжимей кольчужной сетки сплелись слова.
Руки воины простёрли, задержать его хотели.Горе, что он с ними сделал! И враги бы пожалели!Он валил их друг на друга, как никто другой доселе,Рассекал по пояс плетью, пробивая в латах щели.Царь был взбешен, и в погоню полетел другой отряд.Вьётся пыль, несутся кони, латы в воздухе горят.Витязь снова оглянулся и, мешая с рядом ряд,Стал рабов метать друг в друга, лютым пламенем объят.Тариэл орудовал боевым бичом из сыромятной кожи с золотым перехватом у рукояти. Он хватал без разбора рабов, одним бил других, как это делал разметавший грабителей великан.
Внезапно Шота провёл рукой по лицу и бросился обратно к южной бойнице. Долина была пуста. Люди исчезли. Зелёным и голубым отсвечивали безмолвные камни. От каждого падала тень.
Рискуя слететь с высоких ступеней, Шота устремился вниз. Он пробежал мимо воинов, распахнул дверь.
Ночная крепость стояла безлюдной, как долина вокруг.
– Господина Шота, должно быть, что-то обеспокоило? – спросил Арчил, выйдя следом.
– Кто входил сейчас в крепость?
– Дозор бродягу доставил и тех, что грабят на дорогах.
– Не может быть, чтобы грабителем оказался. Куда повели?
– В угловую башню. Только без разрешения ведомства «Сыска» туда никому нет хода.
Арчил оказался прав. В угловую башню Шота не впустили, на вопросы отвечать отказались.
Чуть свет Шота явился к Закарэ. Все знали, что день амирспасалара начинается до зари. «Великий русский князь Владимир Мономах поучал своих сыновей: „Да не застанет вас солнце в постели“», – любил говорить Закарэ и следовал разумному поучению. Всё же Шота пришлось подождать, прежде чем амирспасалар сумел к нему выйти.
– Господин мой и друг, – сказал Шота после приветствий. – Я пришёл к тебе как проситель, и, если ты откажешь мне в помощи, мне останется только одно – припасть к ногам царя царей.
– Чем могу услужить тебе, мой Шота?
– Этой ночью дозор задержал того самого человека, который спас мне жизнь и честь, не дав погибнуть от мерзкой руки. Наступил для меня черёд вызволить его из беды.
– Даже если окажется, что он опасный преступник?
– Тогда я должен облегчить его участь.
– Откуда тебе известно, что его задержали?
– Я видел сам, но замешкался, не догадался сразу. В угловую башню, куда его провели, меня не впустили.
Закарэ покусал ус, подумал:
– Ты говоришь, Шота, что всё случилось нынешней ночью? Значит, с уверенностью можно сказать, что расследование и судопроизводство ещё не начались, тем более не последовало наказание. Кроме нас с тобой, неспокойных, все ещё спят. Я дам тебе разрешение на вход. Ступай, найди своего незнакомца, расспроси, в чём его вина. Тогда посмотрим.
С разрешением амирспасалара на вход Шота бросился в крепость. Угловая башня оказалась полутёмным двухъярусным помещением. Внизу располагалась охрана. Задержанных отправляли наверх.
– Улов у нас невелик, господин начальник сокровищницы, вмиг, кого надо, узнаете, – сказал толстый страж, очевидно здесь главный.
Он долго изучал подпись амирспасалара, потом крикнул:
– Эй, Коротышка, посвети господину.
Тот, кого назвали Коротышкой, нехотя поднялся, достал из ниши плошку с теплившимся огоньком, прикрыл пламя ладонью:
– Следуйте за мной, господин.
Холодное полутёмное помещение, куда они поднялись, представляло собой часть верхнего яруса, перегороженного кирпичной стеной. Сквозь узкие щели бойниц свет пробивался с трудом. Шота едва разглядел лежавших на соломе людей.