Огонь (сборник)
Шрифт:
– Что ты тут делаешь?
– Укладываю. Укладываюсь.
Мнимый разбойник, подсчитывающий добычу, оказывается, не кто другой, как мой товарищ Вольпат. Теперь я вижу, что он делает; он свернул вчетверо полотнище палатки, положил его на постель, то есть на отведенную ему охапку соломы, и на этом ковре разложил содержимое своих карманов.
Это целый склад; Вольпат пожирает его глазами, как заботливая хозяйка, и настороженно следит, чтобы никто не наступил на его добро... Я рассматриваю эту богатую выставку.
Платок, трубка, кисет (где
Заметив, что я рассматриваю его личное имущество, Вольпат дает мне объяснения:
– Вот старая офицерская замшевая перчатка. Я срезаю пальцы, чтобы затыкать дуло моего "самострела"; это телефонная проволока (только проволокой и можно пришивать к шинели пуговицы, если хочешь, чтоб они держались). А здесь что? Здесь белые нитки, крепкие, не такие, какими шиты наши солдатские вещи (те нитки вытягиваются, как макароны на вилке); а вот набор иголок; я воткнул их в открытку. Английские булавки отдельно, - вот там... А вот мои бумажки. Целая биотека!
Действительно, на выставке предметов, выложенных из карманов Вольпата, поразительное количество бумаг: фиолетовый пакетик почтовой бумаги (скверный печатный конверт истерт); солдатская книжка (переплет затвердел, запылился, словно кожа старого бродяги, обтрепался и уменьшился со всех сторон); клеенчатая облезлая тетрадка, набитая письмами и фотографиями; среди них почетное место занимает карточка жены и детей.
Из связки пожелтевших и почерневших бумаг Вольпат вытаскивает эту фотографию и лишний раз показывает мне. Я опять знакомлюсь с мадам Вольпат, пышногрудой женщиной с рыхлыми кроткими чертами; она сидит между двумя мальчуганами; они в белых воротничках; старший - худой, младший - круглый, как мяч.
– А у меня, - говорит двадцатилетний Бике, - только карточка моих стариков.
Он ставит к свече фотографию старика и старухи; они глядят на нас; у них благонравный вид, как у детишек Вольпата.
– У меня тоже есть карточки родных, - говорит другой.
– Я никогда не расстаюсь с фотографией моего выводка.
– Что ж, каждый носит при себе родню, - прибавляет третий.
– Странное дело, - замечает Барк, - если слишком долго смотреть на карточку, она изнашивается. Не надо слишком часто и слишком долго глазеть
– Правда, - говорит Блер.
– Я тоже так считаю.
– У меня в моих бумажках есть еще карта этой местности, - продолжает Вольпат.
Он разворачивает карту. Она истерлась по краям, стала прозрачной в сгибах и похожа на шторы, сшитые из квадратов.
– У меня еще газета (он разворачивает статью о солдатах) и книга (роман ценой в двадцать пять сантимов: "Дважды девственница")... А вот еще клочок газеты "Этампская пчела". Не знаю, зачем я это припрятал. Наверно, была причина. На свежую голову я вспомню. А вот моя колода карт, шахматная доска из бумаги и шашки из чего-то вроде сургуча.
Барк подходит, смотрит и говорит:
– У меня в карманах еще больше разных штук.
– Он обращается к Вольпату: - А есть у тебя германский зольдбух, вшивая голова? А пузырьки с йодом? А браунинг? Вот у меня есть. Да еще два ножа.
– На кой мне револьвер или немецкая книжка?
– отвечает Вольпат.
– Я мог бы иметь два ножа и даже десяток, но с меня довольно и одного.
– Как сказать, - возражает Барк.
– А есть у тебя металлические пуговицы, эх ты, перевернутое рыло?
– У меня они в кармане!
– восклицает Бекюв.
– Солдат не может обойтись без них, - уверяет Ламюз.
– А то штаны не будут держаться на помочах.
– А у меня всегда под рукой в кармане набор инструментов, - говорит Блер.
Он вытаскивает их; они лежали в мешочке от противогазовой маски; он потрясает ими. Позвякивают напильники - трехгранный и обыкновенный; звенят необделанные алюминиевые колечки.
– А у меня всегда с собой веревка. Вот это полезная штука!
– говорит Бике.
– Не так, как гвозди, - возражает Пепен и показывает три гвоздя: большой, средний и маленький.
Один за другим солдаты вступают в беседу, продолжая работать. Мы привыкаем к полумраку. Но капрал Салавер, заслуживший прозвище "золотые руки", вставляет свечку в "люстру", которую он сфабриковал из коробки от сыра и проволоки. Мы зажигаем свет, и под этой "люстрой" каждый любовно, как мать детьми, похваляется содержимым своих карманов.
– Прежде всего, сколько их у нас?
– Чего - карманов? Восемнадцать, - отвечает кто-то - конечно, Кокон, человек-цифра.
– Восемнадцать карманов! Ишь загнул, крысиная морда!
– восклицает толстяк Ламюз.
– Да, да, восемнадцать, - настаивает Кокон, - посчитай-ка, раз ты такой умный!
Ламюз хочет проверить: он подносит руку к огарку, чтобы сосчитать верней, и начинает загибать свои толстые бурые пальцы: два висячих задних кармана в шинели, карман для перевязочных материалов, который служит для табака, два внутренних кармана в шинели спереди да на каждом боку два внешних кармана с клапаном. Три кармана в штанах, даже три с половиной, ведь есть еще передний карманчик.