Огонь сильнее мрака
Шрифт:
– Как... догадались?
Репейник подумал. Глаза заливало потом, думалось плохо.
– Интуиция, – буркнул он.
– А-а, – разочарованно протянул староста и тут же взвыл от боли.
– Ну… еще ни хрена не складывалось, – просипел Джон. – Река эта ваша слишком злая. Русалки слишком умные. Все, как одна. Так не бывает от… уф… простых мутаций. – Он взвалил сползающего Гатса повыше на плечи. – Мутаморфы – они как звери обычно. А здесь – как дрессированные звери. Вот я и подумал: кто-то их дрессирует. Всех. Кто-то превращает девчонок в русалок. И дрессирует. Ох, м-мать! – Джон споткнулся и едва не упал. – Ф-фух. Не мутации.
Джон выдохся и замолчал. Голова болела все сильней. Староста думал про ноги, и одновременно – про то, что сказал Репейник. Это было невыносимо.
– Ничего не понял, – слабым голосом произнес, наконец, Гатс. – Какие мужики? Какая река? Почему злая? И какие русалки? Это что получается – кроме нашей, еще есть?
– Были, – кашлянул Джон. – Вы… не разговаривайте… берегите силы.
Вскоре они добрались до дома старосты. Джон, изловчившись, открыл калитку, при этом удерживая Гатса на спине и следя за его ногами. Когда Репейник вошел в дом, там обнаружилась толстая служанка, насмерть перепуганная. Вдвоем они уложили старосту на диван, и Джон обессилено повалился в кресло. Гатс прикрикнул на служанку, чтобы опомнилась, и велел бежать за аптекарем – коли жив ещё. После того как она, причитая и хлопая себя по бедрам, ушла, Гатс сказал:
– Я ведь вам денег должен. За работу.
– Ничего вы мне не должны, – сказал Джон, размазывая пот по шее. – Я же не убил русалку. Правда, теперь это и не требуется. Наверное.
– Почему? – спросил Гатс. Джон подумал.
– Это не река злая, – сказал он. – И не русалка.
– А кто тогда злой? – жалобно простонал староста. – Этот… монстр?
Джон пожал плечами.
– Люди, – сказал он. – Как обычно.
Револьвер лежал на берегу, наполовину зарывшись в песок. Джон поднял его, кое-как вытряхнул грязь, вытер оружие полой куртки и засунул в кобуру. Солнце стояло ещё высоко, и, если поторопиться, до заката можно было успеть в Дуббинг. Репейник обшарил куртку и порадовался: монета с профилем Прекрасной Хальдер была при нём, осталась в застегнутом кармане. Кроме того, староста все-таки заставил взять немного денег – на обратную дорогу и чуть-чуть сверх того. Джон дал себе слово в Дуббинге прежде всего купить ружейного масла и как следует почистить револьвер. С этой мыслью он зашагал между холмов, оставляя позади деревню Марволайн, её чудовищ и её мертвецов.
Солнце ласково припекало голову. Куртка почти высохла. Джон был жив. Все три этих факта радовали до крайности. Репейник шагал, бодро шмыгая носом и сочиняя в уме рапорт начальству. Рапорт выходил путанным. Джон прошел вдоль реки около двух лидов и сочинил рапорт почти до конца, а потом кусты у края старой дороги зашуршали, и оттуда вышла Джил.
Репейник тут же остановился, вынул из мокрой кобуры револьвер с мокрыми патронами и прицелился в русалку.
Джил не делала попыток приблизиться. Она стояла перед Джоном и смотрела ему в глаза. Пахло кувшинками.
Прошло секунд десять.
– Ну, – сказал Джон деловито, – я стреляю, что ли.
Джил открыла рот и сказала:
– Не стреляй.
У неё был обычный женский голос, только очень хриплый.
Джон сделал вид, что не удивлен.
– Поди ж ты, – сказал
Джил повела головой, не отводя от Репейника взгляд.
– Мне с ними больше нельзя, – сказала она. – Можно с тобой?
Репейник перестал делать вид, что не удивлен, и спросил:
– Чего?
Джил понурилась и переступила с ноги на ногу.
– Нельзя мне с ними больше, – повторила она.
Джон почесал затылок левой рукой. В правой по-прежнему был револьвер.
– А ну, выкладывай всё, – велел он.
Джил кашлянула.
– Я в воду только, – сказала она. – А то я ж без ничего.
Джон кивнул. Джил спустилась к реке и улеглась на мелководье, выставив только голову.
– Иди поближе, – позвала она. – Не съем.
Джон спустился следом. Присев на кочку, он вытянул ноги, положил револьвер на колено и произнес:
– Рассказывай. Ты ему столько лет служила, должна много знать.
Джил сморгнула.
– Да что рассказывать-то, – буркнула она. – Был Хозяин. Пришел в реку из моря. Тогда, давно. Рыбу пугнул. Всю, чтоб ушла. Потом спать лёг, надолго.
– Спать? – нахмурился Джон.
– Он почти всё время спал, – объяснила Джил. – Старый уже был... И тогда тоже спал. Устал плыть. Потом, как проснулся, к берегу подошел. Там как раз рыбачил кто-то.
– Гриднер? – предположил Репейник. Джил покачала головой.
– Не знаю. Хозяин ему явился. Велел, чтоб девчонку в реку бросили. Тот пошел, сказал всем – мол, река сердитая, жертва нужна. Ну, потом… принёс девчонку.
– Гриднер, – кивнул Джон. – С тех пор и повелось, значит. Избранный род. Уход и кормление, – он сплюнул. Вот почему река стала злой, жадной до девичьей крови. Достаточно было одного наглого тарга, который не побоялся людей, и одного человечка, который с ним договорился. Как хорошо мы это умеем, подумал Джон с отвращением, так здорово умеем договариваться – с таргами, с гриднерами… с собственной совестью.
– Наверное, – сказала Джил. – Которые от того пошли, от первого. Гри… Гриднеры. Они к реке ходили, овец привязывали. Кормили…
– Так это не для вас были овцы, – догадался Репейник. – И скотину вы драли тоже не для себя. Ему носили.
Джил кивнула.
– Я только рыбу ем, – гордо сообщила она. – Вкусно.
– А людей? – ехидно спросил Джон. – Вкусно?
Джил сверкнула глазищами:
– То для него. Я ж сказала – рыбу ем. А он не ест. И сегодня для него… в деревню пошла. Хозяин голодный был. Только не нашла ничего. Искала, искала всё утро. Впустую. Скотина в поле. Детишек… – она замялась, – детишек не стала брать. Потом слышу – бахнуло. И Хозяин на берег выходит. Страшно было. Спряталась. Тебя потом нашла, увидела, как ты Хозяина убил.
Репейник кивнул.
– Я сначала думала, – продолжала Джил, – ты плохой. А ты не плохой.
Джон не нашелся, что сказать.
– Еще думала, что папу с мамой убить хотел, – говорила Джил. – Тогда, на берегу. Ночью. Потом поняла, что не хотел.
Джон оторопел.
– Так ты поэтому на меня бросилась? – спросил он неуверенно. – Решила, что я…
Джил потупилась. Джон представил: русалка наблюдает за его первой вылазкой. Вот чужой человек ночью приводит на берег родителей (зачем?) вот копает яму (зачем? для них?) вот усаживает их рядом с ямой на землю, а сам ложится и целится из страшной трубки (куда целится? в них?) Тут кто угодно обманулся бы.