Огонь, вода и бриллианты
Шрифт:
И тут вдруг у меня мурашки побежали по коже. Я совершенно отчетливо вспомнил, как при покупке «спорт дайвинга» продавец ввел мои паспортные данные и номер ружья в компьютер.
Я взвыл, как угодивший в капкан волк, и ударил ногой по педали тормоза. Теперь и я вляпался! Да так, что даже ушей не видно! Это катастрофа!
«Жигуль» круто развернулся, выстреливая в разные стороны щебнем, и поскакал в обратную сторону. Как же я сразу не подумал, что подозрение в первую очередь упадет на меня! По номеру милиция найдет хозяина ружья, а хозяин – это я! И что потом прикажете делать? Блеять про
Я включил фары. В лучах показалась одинокая фигура моей больной на голову красавицы. Она по-прежнему сидела на камне в позе васнецовской Аленушки.
– Иди сюда! – крикнул я, поравнявшись с ней, и открыл дверь.
– Ты вернулся? – спросила она, и мне показалось, что в ее голосе прозвучали насмешливые нотки. Тем не менее встала с камня, подошла, открыла дверь.
– Быстрее можно? – поторопил я.
– А куда мы едем? На пельмени?
– За ружьем!
Не тронулась ли она умом от горя? Я внимательно рассмотрел ее глаза. Вроде те же следы интеллекта, в меру осмысленный взгляд.
– Чего это ты развеселилась? – спросил я, когда она села.
Я погасил фары, и мы медленно ехали к морю в кромешной тьме.
– Надоело плакать… Ружье ведь твое, а не мое.
Ого! Выходит, она не просто грустила Аленушкой на камне, а проводила титаническую мыслительную работу и пришла к тому же выводу, что и я: убийство – ее, но ружье и стрела в груди трупа – мои. И разберись теперь, кто глубже вляпался.
Мне захотелось узнать ее имя, но чем дольше мы были вместе, тем более нелепым стало бы взаимное представление. Я мысленно окрестил ее Лисицей: с виду красивая, нежная и мягкая, но палец в рот не клади.
– В общем, так, – сказал я, заговорщицким тоном давая понять, что мы теперь в некотором роде сообщники. – Ты мне показываешь место, я достаю ружье, выезжаем на шоссе и там расстаемся на века. Ты меня не знаешь, я – тебя. Понятно?
– Значит, пельмени отменяются?
Я покосился на нее – шутит или нет? Какие, к черту, пельмени?
– Знаешь, – признался я, – у меня аппетит пропал.
Дорога пошла под уклон. Луна успела взлететь выше дюн, и теперь на море появилась серебристая дорожка. Она была единственным источником света во всей бухте, но слепила глаза, как утреннее солнце. Я окончательно перестал видеть дорогу и катился вниз с черепашьей скоростью. Вдруг я резко надавил на педаль тормоза и заглушил мотор.
– Ты почему остановился? – спросила Лисица.
– Тише! – шепотом сказал я, всматриваясь вперед. – Там что-то светится.
– Где?
– Там, у воды!
– Не вижу!
– Уже погасло… Будто кто-то зажигалкой чиркнул.
– Тебе от страха показалось. Никого здесь нет.
«А если не показалось? – думал я. – Если там еще бродят рыбаки, и они увидят машину? А в таком месте и в такое время они запомнят ее надолго и в деталях».
– Поехали! – сказала Лисица.
Что-то она стала слишком храброй!
– Может, ты сходишь сама? – предложил я.
– Наглец! – уверенно заявила Лисица.
– Давай оставим машину здесь и пойдем пешком, – предложил я.
– Охота мне ломать ноги!.. Я считаю до трех. Раз…
«Ну и что ты сделаешь?» – подумал я,
– Чао!
– Ты куда?
– В пансионат! Разбирайся со своим ружьем сам!
Я еще раз мысленно измерил глубину погружения в дерьмо каждого из нас. При любом раскладе выходило, что я в большей степени заинтересован найти ружье, чем Лисица. Мне ничего не оставалось, как признать свое поражение. Когда моя обаятельная стерва снова села в машину, я отпустил ручной тормоз. «Жигуль» бесшумно покатился на пляж.
Я не нажимал педаль тормоза, опасаясь ярких вспышек стоп-сигналов. Колеса постепенно увязли в песке, и машина остановилась. Некоторое время мы сидели молча и смотрели на лунную дорожку. Она казалась гигантским ленточным червем, медленно плывущим к берегу.
Лисица первой вышла из машины и пошла к воде. Ее босоножки шуршали по песку.
– Иди сюда! – позвала она из темноты.
Едва ли не усилием воли я заставил себя выйти. Меня знобило – то ли оттого, что я слишком много времени провел в воде, то ли от страха перед мертвецом. Лисица по щиколотку зашла в воду. Я видел только ее силуэт, будто вырезанный из черной бумаги. Она стояла не шевелясь, глядя на выглядывающий из воды гладкий блестящий камень.
Я приблизился к ней и встал рядом. Теперь я увидел, что слабые волны легко раскачивают камень и он движется из стороны в сторону в такт им.
– Это он, – произнесла Лисица и закрыла рот рукой, чтобы не закричать.
Я не мог пошевелить ни рукой ни ногой и не знал, что теперь делать. В сонном прибое ворочался труп человека. Я уже разглядел, что «камень» – это его нога, согнутая в колене; мог различить плечо и безвольно плавающую на поверхности воды руку; в лунном свете блестели темные плавки. Словно стрелка весов, под большим углом к воде покачивался гарпун. Оцепенение сковало мою волю.
– Крупную рыбину ты подстрелила, – пробормотал я.
Труп не произвел на меня сильного впечатления. В воде он в самом деле напоминал дельфина, выброшенного прибоем на берег. Куда страшнее была стоящая рядом со мной девушка. Я видел результат ее работы, последствия одного-единственного выстрела, мгновенно лишившего жизни ни в чем не повинного человека.
– Ну, чего застыл, как соляной столб? – недовольно произнесла Лисица.
Я с трудом сделал шаг, затем еще. Я не думал о ружье и о гарпуне. Я был озабочен только тем, как бы не наступить мертвецу на руку или ногу. Я был уверен, что его конечности омерзительно-скользкие и что с них сразу же сползет кожа.
Очередная волна перевернула труп спиной вверх, и гарпун замер на двенадцати часах. Я почувствовал ногой леску и чуть не заорал.
– Мне плохо, – прошептала Лисица. – Я пошла.
– Стоять! – шикнул я на нее. Я понятия не имел, зачем она мне нужна, но ужасно не хотел оставаться один на один с трупом.
Пришлось работать энергичнее. Я нагнулся, приподнял леску и стал наматывать ее на ладонь. Вскоре я почувствовал, что леска дальше не идет – этот конец был привязан к гарпуну. Тогда я стал сматывать другую сторону. Леска шла туго – она волокла за собой ружье.