Огонь войны (Повести)
Шрифт:
Тот, кого называли «ваша милость», с помощью одного из всадников слез с коня.
— Это кто? Неужели мирахур? — недозольно спросил он.
— Совершенно верно! — поспешил ответить Абдурашид.
Мирахур тем временем окончательно пришел в себя.
— Бехбит, — с трудом выговорил он, — Бехбит-палван [2] … Только что ушел прямо из рук!
Бородатый вытаращил глаза и вдруг, задрожав от ярости, выкрикнул:
— Ушел?! В какую сторону?
Затем, обратившись к светловолосому — очевидно, старшему над отрядом, приказал:
2
Палван —
— Хаким, живо по коням! Прикончить. И пока не привезете его шкуру — на глаза не попадайтесь!
— Будет исполнено, ваша милость! — вытянулся тот, прыгнул в седло и Натянул поводья.
Поднявшись на ноги, мирахур махнул рукой в сторону железнодорожного полотна:
— Вон туда ускакал. Если поторопитесь, нагоните…
— Нет, надо мне самому, — сказал молчавший до сих пор Абдурашид. — А то ничего не выйдет.
И он, хлестнув коня, поскакал через солончак прямо к видневшимся вдали телеграфным столбам. Хаким и еще двое всадников пустились за ним вслед.
Бехбит едва успел натянуть поводья. Дуло винтовки уперлось ему в грудь.
— Слезай с коня! — грубо приказал ему долговязый сарбаз — эмирский солдат-наемник в островерхой папахе.
Бехбит растерялся, но не подал виду.
— Дружище, — с улыбкой спокойно проговорил он, — к чему такое нетерпение? — Затем пошарил в кармане халата, вытащил пять-шесть монет и подкинул на ладони.
В это время из кустов гребенчука вылез еще один сарбаз, коротенький и толстый — шире своего роста. Зевая, он спросил товарища:
— Что ты тут кричишь?
Бехбит, будто невзначай, уронил на землю монету и закричал, запричитал, словно жалкий бедняк, теряющий последнее достояние:
— Монета! Ради бога, отдайте мне! Последние деньги…
Оба сарбаза кинулись к монете, точно вороны на добычу.
Винтовка с длинным стволом полетела на землю. Монета закатилась под куст гребенчука. Толкаясь и хватая друг друга за руки, сарбазы поползли под куст. Дрожащие ладони лихорадочно шарили по земле.
С презрительной улыбкой глянув на эмирских наемников, Бехбит ударил плетью лошадь. Отъехав на значительное расстояние, обернулся: сарбазы на прежнем месте, словно два голодных пса, грызлись из-за кости.
Перед Бехбитом убегала вдаль невысокая железнодорожная насыпь. Направляя коня вдоль нее, всадник продвигался к городу Новый Чарджуй. Этот город — русское поселение на бухарской земле, у скрещения железной дороги с Аму-Дарьей, — стоит совсем недалеко от крепости Старый Чарджуй. Город и крепость в то время — первые годы после Октябрьской революции — представляли собой два враждебных мира: в Новом Чарджуе власть принадлежала Совету рабочих и солдатских депутатов, в Старом — все еще сидел кровавый бек, ставленник эмира Бухары.
Бехбит не мог скрыть радости по поводу того, что выскользнул из рук алчных сарбазов: он ехал, вполголоса напевая. И невдомек ему было, что в это время его преследователи уже приближались сарбазам.
А те, забыв, обо всём на свете, все еще дубасили друг друга, царапались, лягались из-за злосчастной монеты.
— Эй, вы! Из-за чего драка? — грубо окликнул их Абдурашид.
Но они только в недоумении таращили на него глаза.
— Здесь только что был всадник. Куда он направился?
Немного придя в себя, коротенький сарбаз, которому не досталась монета, не обращая никакого внимания на вопросы, с ненавистью глянул на длинного и отошел в сторону.
Долговязый, чтобы подальше спрятать отвоеванную монету, проглотил ее и кое-как объяснил причину драки. Не раздумывая; Абдурашид вынул из кармана золотую, монету и кинул обделенному. Тот, изловчившись, поймал ее на лету, точно собака — корку хлеба.
— Туда пошел! Туда! — обрадованно затараторил он, махая рукой в сторону железнодорожного полотна.
Преследователи поскакали в указанном направлении.
Небо над Чарджуем было чистым, лишь в стороне стояло белое облачко, словно барашек, отбившийся от стада. Оно было золотистым по краям от лучей заходящего солнца.
Все ближе город, сверкающий белизной домиков, утопающий в садах. И на душе у коренастого силача Бехбита становилось все светлее. Счастливо улыбаясь, он поглядывал на розовеющее облако. «Сирота вроде меня, — подумал парень, вспоминая свою нелегкую жизнь. — Его согревают лучи солнца, а меня…» Он не успел закончить мысль: справа послышался топот коней. Резко обернувшись и разглядев погоню, Бехбит закусил губу и изо всей силы хлестнул коня.
Конные лутчеки во главе с Абдурашидом, взмахивая плетками, мчались во весь опор. Расстояние между ними и Бехбитом сокращалось.
Он еще раз глянул на преследователей, соображая, как бы все-таки спастись. Горячий пот струился по лицу. «Что же делать? Бежать — поймают, остановишься — схватят. Пожалуй, не отобьешься от четверых… Буду защищаться! Если погибну, то как подобает мужчине».
Вытащив из-за пазухи револьвер, Бехбит спрятал его в рукаве. Всадники уже обводили его спереди. Вырвавшись вперед, всадник с повязанным лицом — Абдурашид — схватил коня за узду.
— Вяжи ему руки! — крикнул он лутчекам.
Бехбит, глянув в распаленные яростью узкие глаза врага, отозвался, притворяясь, что теряет силы:
— Вяжи, вяжи! Чему быть — не миновать…
Один из всадников начал стягивать с поясницы кушак, второй согнулся, втискивая рукоять плетки за голенище сапога, Хаким безуспешно пытался сладить с норовистой лошадью.
Поняв, что удобный Момент наступил, Бехбит выхватил из рукава револьвер и в упор дважды выстрелил в Абдурашида. Но тот успел увернуться — обе пули попали в оказавшегося позади Хакима. Лошадь взвилась на дыбы, и бездыханный всадник рухнул на землю. Заткнув револьвер за пояс, Бехбит сильными руками схватил еще одного преследователя за халат на груди, рывком свалил с коня. В этот же миг сильный удар по затылку вышиб из седла Бехбита. Когда поднимался, лутчек с раскрасневшимся от гнева лицом бросился на него. Бехбит изо всех сил ударил врага ногой в живот и сбил наземь, но не удержался и сам повалился лицом вниз. Этим воспользовался Абдурашид: спрыгнув с коня, он рукоятью револьвера стукнул Бехбита по затылку. У того искры посыпались из глаз; он еще попытался встать, но носок сапога ударил его по голове. Теряя сознание, Бехбит перевалился на спину и замер…