Огонь

Сокол Елена

Кирилл страховал его, остальные поддерживали крышу. Нужно было поднять ее, а затем удалить острые кромки и накрыть остатки стекол защитными материалами.

– Есть! – Выдохнул Андрей, когда крышу осторожно оттащили в сторону.

Алого цвета полотно тут же опустилось туда, где было лобовое стекло. Никто не должен был пораниться при транспортировке пострадавших в карету скорой помощи.

– Вот так. – Ева аккуратно срезала ремни безопасности, и другие пожарные вытащили по очереди детей.

– Все хорошо, их вытащили. Они в надежных руках. – Произнес Лев, заметив слезы в глазах женщины-водителя,

которая из-за фиксирующего бандажа на шее не могла повернуться. – Сейчас займутся вами.

Ее лицо уже было слегка синюшным, зрачки расширились. Она вот-вот могла потерять сознание. Наверняка, все происходящее вокруг казалось ей хаосом: крики, указания, шелест раций, люди, носящиеся вокруг. Это могло пугать. Но пожарные действовали слаженно, и все для того, чтобы эффективно помочь пострадавшим.

Наконец, женщину извлекли из автомобиля, и медики принялись стабилизировать ее состояние.

– Пневмоторакс, – послышался голос фельдшера. – Делаем плевральную пункцию.

Коллапс легкого не редкая травма в такого рода авариях. Лев знал, что ей помогут. Надеялся, что все будет хорошо. Как правило, ни пожарные, ни врачи скорой помощи не знают, что бывает дальше с пациентами, которых доставляют в медицинские учреждения с мест пожаров и аварий. Им остается только надеяться, ведь свою часть работы они сделали так качественно и ответственно, как только могли.

Пострадавших погрузили в скорые и увезли. Пожарные пробыли на месте аварии чуть дольше. На обратном пути Царев сообразил, что к этому часу Саша уже должна была уйти домой, а ведь он не дал ей ключи, чтобы она проведала Толика. Но когда пожарный автомобиль въехал в гараж, он заметил, что девушка еще в диспетчерской. Она задержалась, чтобы дождаться его.

– Вы – молодцы. – Сказала Саша, забирая у него ключи.

Только это, и больше ничего. Забрала и ушла.

Она была права. Они и так сегодня слишком долго и непринужденно общались за столом. Их сделка этого не предполагала. Дружеские посиделки, взгляды, прикосновения – все это и так было слишком легкомысленно. Двойная мораль для того, кто трахается с симпатичной коллегой и одновременно пытается хранить верность той, кто находится между небом и землей, не самое подходящее оправдание.

Лев вспомнил, как отчаянно молилась умирающая женщина в искореженном аварией автомобиле. Может, ему сейчас стоило сделать то же самое? Но только чего хотел он больше? Во что верил? Что от его молитв Алина вернется к жизни? Или что черти в аду сжалятся над ним и не поджарят его на вертеле за то, как он с ней поступает?

– Ты придешь завтра на пикник? – Спросила утром Саша, возвращая ему ключи.

Выпивка, смех, веселье. Ему следовало либо скорбеть, либо биться с родителями Алины за продление того, что они считали мучениями. Но уж точно никак не валяться на траве в компании пьяных коллег с бутылкой холодного пива в руке.

– Не знаю. – Подумав, холодно ответил он ей.

И мысленно выругался на себя за то, что не произнес твердого «нет».

Он ушел, так больше ничего не добавив. Хоть, и знал, что, возможно, причиняет этим ей боль. На самом деле, Лев даже не догадывался, что Саша к нему испытывает, и чувствует ли вообще хоть что-то. Хотя, честно

говоря, в глубине души он жаждал, чтобы это было так.

После смены Царев сразу поехал в больницу. Войдя в палату Алины, он увидел Марию Михайловну, спящую в кресле. Он хотел осторожно выйти, но, помедлив, все же, вошел и сел на стул.

– Все еще ненавидишь меня? – Сонно потерев глаза, спросила женщина.

– А вы все еще не передумали? – Не глядя на нее, бросил Лев.

Она выпрямилась, тяжело вздохнула, взглянула на дочь.

– Я – мать, Лёва, и я обещала бороться до последнего. – Тихо проронила Мария Михайловна, сцепив пальцы в замок. – «Последнее» наступило еще три года назад, но мы не могли это принять. Вот в чем беда, сынок. Я прихожу сюда каждый день. И каждый день я вижу пролежни на ее теле. Персонал делает все необходимое, но, чтобы их не было, человек должен двигаться.

– Но посмотрите на нее, она же как будто спит.

– Да. И я по сей день разговариваю с Алиночкой. Читаю ей книги. Я молюсь Всевышнему и жду чуда, но врачи каждый день твердят мне, что дианостика абсолютно точна. И мой муж с первого дня повторяет это. Здесь только ее тело, Лев.

– Нет.

– Мое здоровье за эти годы практически разрушилось, нужно прекратить мучить и себя, и ее напрасными ожиданиями.

– А что вам подсказывает сердце?

– Что она далеко-далеко. И ей там хорошо. – Женщина вытерла слезы и положила ладонь на руку дочери. – Мне приснился сон. Алина в белом льняном сарафане сидит в лодке, и морские волны относят ее все дальше от берега. Я побежала за ней, вошла в воду, промочила обувь и одежду, но чем дальше продвигалась, тем быстрее она отдалялась, пока совсем не исчезла за горизонтом. Я так плакала, когда выбралась на берег, а потом услышала ее голос. Она сказала: «Не плачь, мама. Мне тут так светло и тепло». Я не знаю, что это значит. – Мария Михайловна пожала плечами. – Может, то, что пора уже нам с ней проститься.

– Я не могу. – Вздохнул Лев.

– В церкви мне сказали опираться на мнение врачей, но я тоже долго сопротивлялась. Не хотела слышать никого. Теперь же мое горе стало тихим. Я больше не кричу, когда мне говорят «мертвых не лечим» или «мертвый не очнется». Но мне больше не становится легче от того, что батюшка льет на мою дочь святую воду, рисует кресты на стенах ее палаты, или когда талантливый нейрохирург из Европы соглашается посмотреть ее историю болезни. И нет, я не потеряла веру. Я вижу промысел божий в том, что произошло. Алина научила нас ценить каждый миг. Каждая фотография, каждое видео, каждое воспоминание теперь имеет смысл.

– Я боюсь смотреть наши с ней фотографии. Мне кажется, у меня остановится сердце. – Признался Лев. – Но, сидя здесь, я прошу ее вернуться. И даже не знаю, слышит ли она.

– Слышит, где бы ни находилась. Здесь или уже в вечности. – Мария Михайловна улыбнулась ему, а затем взглянула на дочь. – Посмотри на нее. Она угасает. Тоненькая, серая совсем стала. Любая инфекция может ее убить. Мы должны согреть милосердием и любовью завершение ее пути.

– Значит, вы твердо решили?

– Ее душа давно хочет покинуть тело, а мы не даем. Продлевать умирание нет смысла, продлевать можно только жизнь.