Огонёк для трех монстров
Шрифт:
Я слышу, как падают, срываясь с паутин Лехш и Мол. Они явно приземляются на лапы не сразу. Меня наполняет жар изнутри. Меня отрывает от тела Шерха. Выбрасывает рядом с мальчиком. Я начинаю все видеть хорошо, нет тьмы. Стою возле мальчика. Мной управляют. В моем теле уже не мое сознание, а кого-то бесконечно сильного. Мое тело опускается на колени. Протягивает руки и обнимает мальчика, что стоит на коленках. Мои руки стирают слезы с холодных щек мальчишки. Мои губы целуют его маленькие пухлые губки. Мальчик вцепляется в меня своими ручками. Его глаза, они серые без блеска, без зрачка, только меня
— Тшш… что разбушевался? Шшш… тише, тише мой хороший, зачем ты пришел к нам? — говорит мой сильный сосед по моему телу, не я сейчас разговариваю. Мальчик смотрит мне в глаза, не отрывая рук от меня. Он отчаянно цепляется в мои плечи, пытается прижаться ко мне.
— Я так скучал по вам, мне так одиноко. Я останусь здесь, в вашем слое. Я поглощу все ваше, и вы не сможете меня закрыть, снова. Тогда ты будешь моей и только моей. — он начинает оглаживать мое лицо. Целует мои губы.
— Мы не закрывали тебя. Ты есть изначальное, нулевое. Ты есть везде — тот, кто сейчас управляет моим телом, отстраняется от мальчика.
— нет, ты не знаешь, я один, всегда один! — кричит он — я хочу тебя! Твой свет! он не уберег тебя, не уберег, а мне ты не далась! — вскакивает, его трясет, по коже расходятся узоры черноты. Он отходит на пару шагов и тянет мне свою маленькую ручку.
— Идем со мной! Ведь ты моя.
— мы не можем существовать физически, малыш, прости, ты, я и тьма мы энергии мы не можем быть. Тебе нужно вернуться в изнанку, — ласково говорят мои губы.
— нет! — мальчик скалится. — я ведь теперь есть, и физически, и уже энергетически, хотя вы лишили меня всего этого, не отрицай я знаю. Не хочешь сама пойти со мной, я заставлю тебя, а его… его сожру и не станет больше тьмы! — зло выкрикивает мне в лицо. Порыв ветра и меня сметает. Я оказываюсь сидящей у лап монстра Шерха. С права и слева от нас стоят в боевой готовности Лехш и Мол. Пауки вскинули свой передние лапы и плетут очень быстро черные паутины.
Оказывается, пока я, точнее моё тело, разговаривала с мальчиком, они наплели энергетических паутин и половину пещеры окутали черными нитями. На яйцах так же лежит паутина, только она уже истончилась, яйца впитывают в себя энергию сетей.
— вы останетесь здесь. — кричит малыш, — а ты, носящая свет пойдешь со мной. — он впускает туман из своих рук, энергия тумана пытается подхватить меня. Шерх мгновенно высылает свою тьму на встречу туману. Мол посылает заряженные огненные шары в мальчика. Лехш плюется в него кислотой.
— хахаха… это все что вы можете? Да ваш отец, тьма, стал слаб! — в нас врезается воронка ветра и тумана, нас могло откинуть, повалить на пол. Шерх создает вокруг нас защитное поле. Все паутины, что сплели мои мужья уже растаяли, мы стоим под куполом, а вокруг купола, снаружи — все белое. На наш щит ложатся ладошки, маленькие ладошки мальчика.
— Шерх нам нужно его обнять втроем, становитесь людьми. — прошу я.
— Настя, он заберет тебя. Мы все слышали и видели. Через тебя с ним разговаривала сам свет, тот свет, что отобрал наших детей. Он вырвался из своей изнанки. По своей сути он все
— Откуда ты знаешь?
— Нам сейчас помогает отец тьма, он говорит так сделать.
— Нет брат, в тебе говорит зерно вечной жизни, ты упал на яйцо, и оно уже прорастает в тебе. — Мол потихоньку опутывает Лехша. — половина тебя окутано туманом, ты его не видишь на себе. Прости брат. — Мол кусает Лехша. За голову, и зубы — клешни одного монстра, пробиваю панцирь другого, запуская яд в тело брата. Лехш валится, мол укутывает его в кокон.
— Мол нет! — я не успеваю. По телу арахнида Мола бегут белые узоры тумана. Коричневый паук пытается лапами стряхнуть с себя узоры, поздно. Его глаза меняются с красного на белый, и он прыгает на нас. Меня сбивает лапой с Шерха.
— нет, нет, Мол вернись, нет. Лехш мой Лехш… — я тину руку к Молу, глаза заполняют слезы.
Шерх выпускает всю тьму из себя, выжигая Мола и Лехша, Мола окутывает тьма. На мои плечи ложится ладошка, вздрагиваю.
— они уже мои, пойдем, не плачь. Тьма меня никогда не понимал. Возьми платок. — я сижу на полу, не поднимая глаз на мальчика.
Наш защитный щит пал. Лехш лежит, я вижу только пару его лап торчащих из тумана. Мол весь в черно — белой паутине, его передние лапы вцеплены в панцирь Шерха. Шерх еще не заражен, он пытается усыпить Мола.
— Идем, — настойчиво зовет голос, который не похож на детский. — я знаю где твои дети, идем покажу тебе их. — он уже тянет меня за шиворот моей рубахи.
— Я не свет, я просто человек, не я с тобой разговаривала. Я пойду, только оставь моих мужей в живых. — строгим тоном прошу я.
— Они будут жить вечно, разве это не жизнь?
— Ты услышал меня, оставь их в живых! — рычу уже. Глаза так и не поднимаю.
— а ты упрямая! — радуется голос над моей головой. — будь, по-твоему, — слышу хлопок ладошек, и удар тел об землю.
Решаюсь, поднимаю голову, рассматриваю лежащих арахнидов. Шерха так и не покусали и он не задел ни одно яйцо. Надежда, на то, что он справится со сном, а потом излечит братьев, наполняет мое сердце. Мне как человеку нужно верить и надеяться на лучшее, я все таки человек.
25
— Нет он не проснется пока я не разрешу, можешь не надеяться, и они, кстати, тоже. Хотя такой запас энергии зря пропадает. Станешь моей, и сама захочешь их высосать. Идем. — резко вскидывает меня за шиворот и ставит на ноги.
Мы идем туннелями, вокруг яйца и туман. Холод. Спертый воздух. Нет жизни. Все время, час может пол часа, что мы шли, мальчик не проронил не слова. Он пару раз глянул на меня, довольно улыбнулся и на этом все. В очередном помещении посреди комнаты стоит зеркало, оно не в оправе, не на ножках, оно словно воткнуто свои полотнищем в сам пол. Тут нет ни яиц, ни тумана.
— леди вперед — мальчик останавливается возле зеркала и указывает рукой на мерцающее полотно зеркала.
В зеркале отражается худенькая девушка, вся из золота. Глаза, волосы, все тело выглядит как ожившая золотая статуя. Это я! Поражено стою и рассматриваю себя, а мальчик отражается как сгусток тумана, только туман этот в виде старика сгорбившегося.