Ограбление казино
Шрифт:
— Я не знаю Тоби, — сказал Амато.
— Это потому, что ты никогда с заразой не связывался, — сказал Фрэнки. — Если тебя метут с заразой, звонишь Тоби, башляешь ему не больше штуки, и он тебе все в лучшем виде устраивает. Легавые его знают. Дешевый, и больше для Расселла никто ничего не сделает, Тоби все уладит, и беспредела не будет, дескать, колись давай, пали всех, кого знаешь… И мало того, — продолжал Фрэнки, — есть такое, чего Тоби никогда не станет делать, и это мне хорошо. Потому что Расселлу еще кое-что понадобится, как я прикидываю.
— Чтобы кто-то коцнул чувака,
— Именно, — подтвердил Фрэнки. — В общем, ладно, я сволочь, но на всем белом свете никто не заставит Тоби мне это сказать, а лично я туда к нему на свиданку не попрусь.
— А где он? — спросил Амато.
— Чарльз-стрит, — ответил Фрэнки.
— Клева, значит, дойдет, — сказал Амато.
— Я-то не против, — сказал Фрэнки. — Как услышишь, всегда можно сказать, ну какого хуя, я б ни за что не стал ходить и таким заниматься только потому, что услышал. Нет, если чувак меня спросит, мне ему придется что-то сказать, наверно, а мне этого не хочется, понимаешь? Расселл мне нравится. Со мной нормально обошелся, а я ему сказал, что так делать не надо. Но, бля, Козлина же сделал, что хотел, — пошел и спиздил четыре фунта прокаина, или что там еще было, и, наверное, какой-нибудь блядский литер попался сообразительный, давай вычислять, кому эта херня фунтами нужна и что это Расселлу. Козлина ничего не сделал. А кроме того, кто я, нахуй, такой? Я не, я никого не знаю.
— Но я вот вижу, где Трэттмен пару-другую ребят знает, — сказал Амато.
— Вот бедный мудила, — сказал Фрэнки.
— Ну, — сказал Амато, — в смысле, это ж не… не то чтоб совсем неожиданно или как-то.
— Еще бы, — кивнул Фрэнки. — Но знаешь, когда этого не случилось, а Расселл мне все это рассказывал, я чуть не обосрался, что так не будет. Я-то думал, что оно со мной будет. Это не значит, ну, ага, я рад то есть, что с ним оно стало. Но все равно лучше б с ним такого вообще не было, понимаешь? Чтоб не надо было. Как и с Расселлом. Я знал, с ним так и будет. Я ему говорил. Но еб твою мать, я же знаю этого чувака. И никак не могу ему помочь. Я никого не знаю.
— Он рискнул, — сказал Амато.
— Ну да, — кивнул Фрэнки. — А теперь зачалился. И ты рискуешь, и я рискую, и мы рано или поздно это сделаем, и нас они, может, на этот раз не свинтят. Но я же думал, да? Предположим, мы с Дином туда заходим, а вокруг вдруг сплошь легавые. Кому звонить? Кто мне такого же не навешает, как я Расселлу? Знаешь, почему Расселл мне позвонил? Потому что кому еще ему звонить? А там то же самое. Если нас там заметут, Дин звонит Сэнди. А мне что делать? Попросить его, чтоб попросил ее мне тоже кого-нибудь найти? Тебе я не могу звонить, елки-палки. Этого они ждать будут. Я — у меня тоже никаких друзей нет. Как ни поглядишь, и ты, и я, и Расселл — мы все в одинаковом положении, только он уже в торбе, а мы еще нет.
— Ох, господи, — сказал Амато, — то есть это же ты придумал и все такое. Это ж не я пришел и тебя подбил. Бля, раз боишься — брось. Я не рассержусь. Я только туда съездил и сделал — что ты просил, все сделал. У меня тут ничего на этом не стоит. Только вчера я почти четыре куска наварил. Могу обойтись.
— Для разнообразия выиграл, — сказал Фрэнки.
— Ну, — кивнул Амато. — И мне как бы понравилось. По нолям примерно вышел, еще в начале недели. Потом в четверг полтораху завалил, а вчера вечером еще две пятьсот на «Никсах». [15] «Никсы» на этот раз свое возьмут.
— Ага, — сказал Фрэнки. — Джон, ты мне скажешь, зимой снег пойдет, так я пойду и поставлю на то, что не пойдет, знаешь?
— Но до чего приятно выигрывать, — сказал Амато. — Я так прикидываю, после всего, через что я прошел, я очень даже неплохо стану выигрывать, когда начну.
— А я прикидываю, — сказал Фрэнки, — что никогда не начну. Залипну на том, что сам могу прикинуть.
— Что ж, — сказал Амато, — и что делаем, значит?
— Как выглядит? — спросил Фрэнки.
— По мне, так неплохо, — сказал Амато. — Спокойно и темно, квартал они весь перекрыли, а дальше только свалка, там вокруг полно кустов и всякой фигни, а на крыше реклама, вас прикроет, когда на крыше. Спереди кирпич, но не важно, сзади сплошь шлакоблоки. Крыша плоская. Похоже, гудрон и щебенка, дешевая какая-то срань. Я б пошел через крышу. С одной стороны там гастроном, а с другой очки продают — вот там, наверно, и можно заходить. Но я б не стал. Я бы пошел через крышу. Днем там эти ребята сидят из «Северо-западного охранного», они хоккейного матча в «Бостон Гарден» не заметят. Болонь — ими я пока не занимался. «Северо-западные» обычно работают сменами часа по два-три, им народу не хватает. Но если не хочешь, ничего.
— Джон, — сказал Фрэнки, — дело не в этом деле. Это я тебе и пытаюсь сказать. Дело не в этом конкретном деле, и даже не в следующем, у меня мандраж не поэтому. Просто, ай, бля, я даже не знаю, в чем оно. Не люблю я, чтоб надо мной нависали, понимаешь? Мне плевать, на кого они работают, мне просто не нравится, что они мне в затылок дышат.
15
Черная девушка, тощая, выгнула спину и завела назад руки — застегнуть лифчик.
— Первая? — сказал Митч. — Неплохая была. Не сильно хорошая, но и неплохая. Нормальная. Хотя, похоже, куда-то ужасно спешила.
— Ну, в конце концов, — сказал Когэн, — ее, наверно, срочняком сорвали, все дела.
Черная девушка поправила груди в чашках лифчика. Затем по абрикосовому коврику зашла за спинку кресла, в котором сидел Когэн, и пяткой левой руки ткнула его в правое плечо.
— Платье, голубок, — сказала она. — Ты сидишь на моем платье.
Когэн подался вперед, не обернувшись. Черная девушка вытащила из-под него белое платье. Надела его через голову, расставив ноги на коврике пошире.
— Бля, — сказал Митч, — не в этом дело. То же самое, что с ними всеми. Никто уже ничего правильно не делает.
Когэн рассмеялся.
— Я серьезно, — сказал Митч. Взял стакан с журнального столика. — Пусто, — сказал он, глядя в него. — Хочешь?
— Мне рано, — ответил Когэн.
— Рано? — переспросил Митч. Встал — в одних трусах и футболке. — За полдень.