Ограбление казино
Шрифт:
— Китаезу? — переспросил Фрэнки. — Ну лет десять, наверно.
— Ну и вот, — сказал Когэн. — Это уже долго. Вот тебе чувак, а слыхал бы ты, какой на Китаезу баллон катили где-то с год назад.
— Я слыхал, — ответил Фрэнки.
— Ну вот, — сказал Когэн. — А зная Китаезу, должен понимать — это неправда. Китаеза лучше говна нажрется, чем шары на кого-то погонит. Только тут беда в том, что какой-то гондон взял себе в голову, что там движня какая-то или еще что-то, и давай дышать везде насчет Китаезы, ну и вопросов, конечно, никто тут не задает, ума-то не хватает ни у кого. Пиздят и пиздят, и вскоре уже Китаеза базар
— Жопу-то себе прикрывать как бы трудно, — сказал Фрэнки, — если не знаешь, что тебя пасет кто-то за то, что елдой по сторонам помахал. Трудновато это.
— Ну, — согласился Когэн, — но могло быть и что-то другое, за что-нибудь еще могут висеть на хвосте. Ну вот Марки — Марки, например, мельницу держал. И ее сворочили. Знаешь про такое?
— По-моему, что-то слыхал, — ответил Фрэнки.
— Ну да, — сказал Когэн. Допил пиво. Сказал бармену: — Принеси-ка мне еще. — А Фрэнки: — Еще хочешь?
— Мне уже, наверно, все, — ответил тот.
— Правильно, — сказал Когэн. Принял новую кружку, отхлебнул. — Хорошо, — сказал он, вытирая рот. — Холодное пиво — лучше не бывает, я так всегда говорю. Ну, в общем, у Трэттмена всегда этот катран был, да? Он его держал никто уже не помнит сколько. И его уже разок дернули. Завесили ему игру. И знаешь что? — спросил Когэн. — На самом деле сам же Марки себе мельницу и завесил.
— Может, и в этот раз он же, — сказал Фрэнки.
— Хуева туча глупых гондонов бегает везде и тоже так говорит, — сказал Когэн. — Я и сам такие базары слыхал. Очень они меня злили. Потому что Марки никаким особым моим корешем не был, ты же понимаешь, я наверняка с ним больше раза, может, двух за всю жизнь и словом-то не перемолвился. И вот у него какие-то неприятности — так не мое ж дело, приходить и его оттуда вытаскивать. Кто я такой? Просто один знакомый. Чего ради ему меня слушать? Но вот после такого я уже подумал, что надо было. На самом деле надо. Потому что в тех базарах ни правды, нихера. Марки бы так больше делать не стал. Он для этого слишком умный. Но видишь, о чем я, да? Он же должен был знать,наверняка же знал, что такие базары ходят, и мозгов должно же было ему хватать, раз слышал что-то, как Китаеза, понимаешь? Сделал бы что-нибудь. Чтоб какой-нибудь глупый гондон не решил, что он себе всяких друзей там заведет, а надо только пойти и Трэттмена ушатать. Это, блядь, ебнутый мир… Так что, видишь, Фрэнки, — сказал Когэн, слегка к нему повернувшись, — я думаю, так Китаеза с ними вместе и подумали, с корешками твоими, которые за тебя тревожатся. Они думают, ну, не знают даже, насколько ты повзрослел, как откинулся. Они думают, тебе кто-то нужен рядом, понимает про все, посоветует тебе.
— Ну, — сказал Фрэнки.
— Научит тебя жопу себе прикрывать, — продолжал Когэн. — Видишь, я ж и говорю, дело не в том, что ты до сих пор делал, сколько в том, как ребята думают, что ты делал, и вот к этому тебе стоит присматриваться, и когда оно случится, ну, тогда надо к этому быть готовым.
— Ну, — сказал Фрэнки.
— Так что, — Когэн понизил голос, — где он будет завтра вечером?
— Кто? — спросил Фрэнки.
— Джонни Амато, — сказал Когэн. — Завтра вечером. Где он будет?
— Не знаю, — ответил Фрэнки.
— Фрэнк, — сказал Когэн. — Не забывай, что я тебе сказал. Твои кореша о тебе волнуются. Ты же хочешь поебаться наконец правильно, это твои друзья, они хотят, чтоб тебе везуха выпала, понимаешь, о чем я? И это твои кореша — это они хотят знать, где будет Хорек.
— Я тебя впервые вижу, — сказал Фрэнки.
— Новые друзья лучше всего, — сказал Когэн. — Твой другой, там — на него ж нельзя рассчитывать, знаешь? Глянь, куда он тебя уже затаскивал. Все это время. Ты б мог себе приличную пизденку оттопыривать, а не хуем по асфальту елозить и прочее.
— Я, блядь, вообще не знаю, кто ты такой, — сказал Фрэнки.
— Мало кто вообще это знает, — сказал Когэн. — О, ну Китаеза, наверно, и — о, ну да. Диллон. Диллон меня знает. А ты — мне кажется, ты парнишка довольно разумный. Хочешь, я Диллону сейчас позвоню, а ты с ним поговоришь, убедишься, кто я? Узнавать тут, в общем, нечего, это и я тебе могу сказать. Но с ним поговоришь. Хочешь с Диллоном поговорить?
— Нет, — ответил Фрэнки.
— Ну тогда ладно, — сказал Когэн. — Так где он будет? Я знаю, ты узнаешь, если даже не знаешь сейчас.
— Понятия не имею, — ответил Фрэнки. — Я как откинулся, Джона видал раза три-четыре. Не знаю я, что он ночами делает. Домой, наверно, ездит.
— Ладно, — сказал Когэн. Допил пиво. — Еще увидимся, друг мой Фрэнки. — Он начал вставать с барного стула.
— Погоди минутку, — сказал Фрэнки.
— Есть вещи, — сказал Когэн, — бывает такое, что не может годить. Ты мне говоришь, что не знаешь. Ладно, принято. Но мне надо кое-чем заняться. Надо найти такого парня, который знает.
— Где Джон будет завтра вечером, — сказал Фрэнки.
— И теперь, наверно, еще кое-что, — сказал Когэн. — Типа, где ты будешь послезавтра. Опять сюда придешь? Где-то в полчетвертого, пива четыре выпьешь, потусуешься, потом поешь, свалишь и пойдешь в «Паяцы», как обычно ходишь, посмотреть, что там еще дышит, с кем поебаться можно, а в полночь, в час — домой? Это и будешь послезавтра делать? Или что-то другое, чтоб у меня заняло пару-тройку лишних дней? Это уже не важно. Ты мне просто кучу времени сэкономишь, только и всего.
Фрэнки ничего не сказал.
Когэн встал со стула. Положил руки на спинку.
— Послушай, — сказал он, — надо быть реалистом, правда, парнишка? Очень уже пора. Я знаю чувака. Еще я знаю, что у тебя в голове. Он, ты думаешь, он тебе друг, да? Ты, наверно — наверно, ты с ним сейчас что-нибудь сращиваешь, я прав?
Фрэнки не ответил.
— Не важно, — сказал Когэн. — Я знаю, каково тебе. Но ты думаешь, на что спорим, прикинул этот расклад с Трэттменом, что он щелкнет, правда?