Ограбление по-русски, или Удар « божественного молотка»
Шрифт:
– Мам, а почему же тогда я получился похожим на Спирина, на всех фотографиях моим отцом кажется он, а не мой отец Константин?
Мама отпила кофе и недовольно покачала головой:
– Головастик, ты задаешь вопросы, на которые мне трудно ответить. На самом деле это простое совпадение, в моем роду тоже были некрасивые мужчины, вон прадедушку Власа боялись все дети и молодые женщины, когда он выходил на улицу. Скорее всего, ты пошел в него, а Спирин здесь ни при чем, с такими уродами я не лягу в постель и под дулом автомата. А тебе, головастик, просто повезло, что две симпатичных женщины
Мама попала в мою уязвимую точку, потому что я действительно ни о чем, кроме секса, не думаю в такие моменты. В такие моменты я просто люблю женщину – и физически, и духовно – и ни о каких детях, конечно же, не думаю, потому что в такие минуты не могу думать. Вчера, когда мы трахались у гаража с Иркой Бубняковой, я тоже ни о чем не думал, и если бы не ее муж, то наверняка бы в нее и кончил, и у меня, возможно, бы появился шестой ребенок, хорошо, что ее муж не позволил мне этого.
Я налил себе еще немножко коньяка, выпил и сказал:
– Мам, ты как всегда права, я действительно в те моменты ни о чем не думал, но сейчас я уже над этим размышляю и поэтому ушел из инженеров в токари.
Мама сняла с плиты кастрюльку с овсяной кашей (по утрам она всегда ест овсянку), положила себе в тарелку несколько ложек, съела немного, почмокала полными чувственными губами и спросила:
– Ну, и сколько же тебе платят как токарю?
Я оторвался от борща, который уже почти доедал, и ответил:
– Шесть тысяч, почти в три раза больше, чем инженеру.
Мама так пристально взглянула в мои глаза, что я отвел взгляд, и подсчитала:
– Получается, головастик, что на твоих пятерых детей и на тебя приходится всего шесть тысяч, значит, на каждого – всего по тысяче в месяц, при минимальном прожиточном минимуме в две тысячи. Ты недодаешь своим детям каждый месяц пять тысяч рублей, ты, здоровый и сильный мужчина, грабишь собственных детишек, и тебе не стыдно?
Мама была не совсем права, мне было чрезвычайно стыдно, но работы, где мне платили бы по десять тысяч, не находилось. По десять получали только на стройке и только специалисты высшего разряда, а я не был строителем.
Я доел борщ, похвалил его (после чего мама налила мне еще почти полную тарелку) и сказал:
– Мне стыдно, мам, что мои дети живут за чертой бедности, но как выйти из этой ситуации, я пока не знаю, возможно, я пойду работать на стройку.
Мама саркастически скривила губы:
– Без разряда ты будешь там подсобником, а они получают еще меньше токарей. Я знаю, как выйти из этого положения, слушай меня внимательно. Ты помнишь мою подругу Полину?
– Помню, – ответил я.
– Так вот, ее квартира находится на втором этаже старинного дома, а на первом, прямо под ней открылся новый частный банк.
Я махнул рукой:
– Мам, но меня не возьмут работать в банк, у меня же нет специального образования.
– Не перебивай, – нахмурилась мама и стала разъяснять детали: – Так вот: раньше на первом этаже жил генерал Орлов, а Полина была его любовницей, и вот генералу взбрело в голову сделать потайной ход из своего туалета на первом этаже в туалет-ванную Полины на втором, потому что его жена была очень ревнивой особой и постоянно следила за мужем. Замаскированный люк был сделан, и ни разу никем не обнаружен. О нем знали только Полина и генерал, и пользовались им для собственного удовольствия. Потом генерал умер, и квартиру купил банк. В ней изменили всю планировку, кроме туалета, туалет вообще не стали трогать, потому что наши мастера могли бы там только все испортить. И теперь из совмещенного ванной туалета Полины можно в любое время попасть в туалет банка, ты понял, головастик?
Я так удивился, что перестал есть борщ. Моя мама, бывшая пионерка, комсомолка и коммунистка, героически осушавшая болота Ленинградской области, никогда не взявшая чужой копейки и меня воспитавшая вроде бы честным человеком, намекала на ограбление банка. Я закрыл открывшийся от удивления рот и спросил:
– Мам, ты хочешь ограбить банк?
Мама, которая никогда в жизни не пила алкоголя, державшая его исключительно для гостей, налила в пустую рюмку коньяка, выпила до дна, закашлялась и ответила:
– Да, головастик, именно это я и собираюсь сделать, тем более что владелец банка – вор и бандит Клюквин, и об этом все знают, а я лучше всех, потому что три года была его гражданской женой. Так вот, головастик, мы накажем Клюквина и обеспечим твоих детей, и ты мне в этом поможешь.
Мама достала из шкафчика вторую пустую рюмку, налила коньяка себе и мне. Она не сомневалась, что я буду ей помогать в этом опасном деле, и была права, потому что я никогда в жизни не мог ей противоречить. Не мог и не хотел. Мама всегда лучше меня знала, чего я хочу и чего мне не хватает, и ни разу не ошиблась. И я ее всегда слушался.
А как мама говорит, послушный сын стоит двух дочерей. Или пяти любовников.
Мы чокнулись, выпили коньяк до дна, и мама призналась:
– Головастик, я хочу тебе сказать: ты – самый надежный и самый послушный на свете сын, твой отец Константин гордился бы тобой. Кстати, Полина поставила условие: две недели до взятия банка... а брать его мы будем через две недели, так вот, две недели ты живешь у нее в качестве любовника и выполняешь все ее прихоти, в том числе и сексуальные, у нее два года не было мужчины.
Я удивился:
– Мам, но ведь ей уже шестьдесят один год, и я думал, что мужчина ей не нужен.
Мама обиделась за подругу и за себя:
– А мне шестьдесят, и я еще сплю и буду спать с красивыми мужчинками не один год, потому что секс улучшает мое самочувствие, а значит, продлевает мне жизнь.
– А что я скажу моим Александрам?
– А тебе ничего им говорить и не надо, я сегодня же позвоню обеим и сообщу, что твоя любимая тетя Агата при смерти, и две недели ты будешь за ней ухаживать, ведь твоя тетя Агата постоянно болеет.