Огромный. Злой. Зеленый
Шрифт:
Когда-нибудь молодежь разъедется, старики умрут. Место вымрет, рано или поздно.
Я обхватила себя руками, пытаясь успокоить странное чувство, растущее в груди. Меня будто охватывало жгучим морозом, знобило изнутри.
— Здесь добывали уголь, по сути, город выживал только благодаря ему, — внезапно Дит приблизился ко мне вплотную, прижал к себе, спиной вжимая в грудь. — Но угольные шахты закрывали, шахтеры уезжали на «большую землю», продавали квартиры за бесценок. Вон, тот район полностью расселили.
— Как будто призрак…
Я сглотнула.
—
Он говорил размеренно, плавно, и внезапно мне показалось, что я начинаю чувствовать ту самую энергетику. Бесконечный нерушимый покой. Отсутствие эмоций. Отсутствие боли. Река действительно делила город на две части: на живую и мертвую. И на той, другой стороне, было нечего бояться.
— Ты постоянно знаешь о чьей-то смерти? — спросила я, плотнее вжимаясь в Дитриха.
— Я научился себя контролировать и почти не вижу спонтанных смертей в деталях, — тот дыханием грел мой затылок. — Это не так сложно, я расскажу тебе основы самоконтроля. Но ощущение смерти — оно всегда со мной. Чувство, что она где-то рядом, что вот-вот кого-то не станет. Без конкретных деталей.
— Как ты не сошел с ума?
— Поэтому я и выбрал этот город. Здесь гораздо тише, мне проще сосредоточиться.
Кажется, я догадывалась, что именно он подразумевает под словом «тише». Потому что закрывала глаза и слышала шепот города. В шуме листвы, в неспокойном беге реки, в свисте шин редких автомобилей, в скрежете старых качелей и ударах ботинок по асфальту — город звучал везде.
И он был значительно спокойнее, допустим, моего родного, где звуки не умолкали ни на минуту. А когда к ним примешивается постоянный голос смерти — мелодия превращается в какофонию.
— Наверное, поэтому ты и не умеешь любить, — сказала вдруг невпопад. — Ну, потому что если ещё и любить кого-то во всем этом мраке, о ком-то переживать — точно свихнешься.
— Неплохая версия, — Дит усмехнулся, а затем добавил едва слышным шепотом. Я даже не была уверена, что мне не послышалось. — Если бы я умел любить, то полюбил бы именно тебя.
Я уставилась на него во все глаза, но орк тут же сменил тему и даже как будто смутился, что я услышала лишнего:
— Пойдем покажу тебе несколько особых мест.
Я и не подозревала, что Дитрих умеет находить красоту в мелочах. Он вел меня около старинных домов, рассказывал о судьбах некоторых живущих там людей так, словно был знаком с ними лично. О первых шахтерах, об основателях города, о тех, кто уехал отсюда и стал известен за пределами города.
Он дышал вместе с городом. Наверное, он любил его — хоть и утверждал, что не умеет любить и не собирается этому учиться. Но любовь эта была болезненной, со вкусом зависимости. Дитриха устраивало увядание этих мест. Он не желал развития, наоборот, с каким-то ненормальным удовольствием рассказывал, что ещё десять лет назад здесь жило почти
— Неужели нельзя перевезти сюда какое-нибудь другое производство? — спрашивала я, когда мы шли по разбитым улочкам. — Не связанное с добычей угля.
— А зачем? — пожимал плечами Дит. — Это огромные вложения, сложности с логистикой и прочие проблемы. Проще дождаться, когда отсюда все уедут, и навсегда вычеркнуть его с карт. Думаю, лет девяносто хватит.
Я дернула плечами. Меня пробирала дрожь от его слов, и сразу же вспоминались дома с выбитыми окнами, стоящие на том берегу.
— Здесь начинается самая большая улица города, — мужчина вывел нас на центральную площадь.
М-да. Машин почти нет. С одной стороны, замечательно — никаких пробок. С другой — я настолько привыкла к гудкам нетерпеливых водителей, к авариям на перекрестках, что не понимала, как может быть иначе.
— Давай зайдем в одну пекарню, её хозяйка готовит невероятно вкусные пирожные. Ничуть не хуже ресторанных. Так и быть, я угощаю.
Дит улыбнулся по-мальчишески, а я хмыкнула.
— Нас убьет твоя мама, если узнает, что мы променяли полноценный обед из двадцати пяти блюд на какие-то пирожные.
— Н-у-у, мы ей не скажем… Тая! Стой!
Машина вынырнула внезапно. Дитрих чудом увидел её боковым зрением и, схватив меня за талию, отбросил нас обоих в сторону, практически кинул на асфальт. Автомобиль на скорости проехал ровно там, где мы стояли секунду назад, затем вильнул вбок и скрылся за поворотом.
Глава 12
Меня всю трясло. Дитрих потемнел лицом, огляделся, словно кого-то искал, стиснул зубы. Его лицо сейчас казалось почти дьявольским.
— Давай вернемся домой, — проскрежетал он не своим голосом. — Пирожные подождут.
— Как думаешь, это случайность? Кто-то не справился с управлением? — сама того не понимая, я до сих пор хваталась за руку Дитриха, держась за него как за островок спокойствия.
Не могли же головорезы моей матушки добраться до нас здесь, на краю мира? Она даже не знает, куда конкретно я уехала.
— Возможно.
Его ответ показался мне вынужденным.
— Пожалуйста, не говори загадками!
— Тая, просто пойдем домой, — Дитрих устало потер лоб, — прошу тебя.
Следующие события произошли так быстро, что по прошествии времени я могла вспомнить лишь отдельные картинки, отпечатавшиеся в памяти.
Вот мы переходим дорогу по пешеходному переходу, чтобы вернуться домой. Мимо промчался мотоцикл. Дит остановился, пропуская его, хотя по правилам это он должен был уступить дорогу. Мотоциклист был одет в обтягивающий черный костюм и больше похож на космонавта в огромном круглом блестящем шлеме, полностью скрывающем лицо. Байк вдруг вильнул, и отточенным движением у Дита выхватили пакет, в который была завернута очередная книга с реставрации. Он хотел заняться ею дома.