Охота Бешеного
Шрифт:
Ему, конечно, было немного стыдно, что приходится говорить не совсем правду, но он успокаивал себя тем, что и правда никого не могла оскорбить.
— Именно этого я больше всего и боялся, — с обреченным видом покачал головой Иван Калуга.
Он произнес это совершенно спокойно, просто констатировал факт. Таким тоном обычно повторяют уже рассказанные новости.
— Меньше он сопротивлялся, когда речь шла о тебе, Георгий. Но…
— Интересно, а по какой причине отказали мне? — усмехнулся Константин.
— Ты, парень, трижды допустил ошибку, — серьезно сказал Савелий. — Первый раз, когда скрыл от своего отца правду, второй — когда уговорил Олега Владимировича
— А третий, когда подумал, что можно будет и тебя уговорить, — мрачно улыбнувшись, закончил за Савелия Константин.
— Вот видишь, сам догадался, — облегченно вздохнул Говорков, в душе радуясь тому, что не придется нудно объяснять, почему он не хочет брать его на операцию. — А раз сам все прекрасно понимаешь, значит, ты даже умнее, чем я думал.
— То ли похвалил, то ли мордой об стол, — вновь ухмыльнулся Рокотов.
— Похвалил, похвалил! — подхватили остальные, явно желая поддержать понравившегося им капитана по прозвищу Бешеный.
— Сегодня машина будет? — деловито спросил Мордвинцев.
— Да, вас отвезет сам майор. — Савелий попрощался с ними и отправился отдохнуть к себе в комнату.
V. Ловушка для Краснодарского
Этот день был для Мушмакаева самым тягостным за последние шесть недель. Дело в том, что все это время он ожидал человека из Центра, который должен был привезти координационные планы взаимодействия всех боевых чеченских отрядов. Мушмакаев, конечно, мог обойтись и без этих дурацких, с его точки зрения, планов: страна большая, а бедлама в ней еще больше и нетрудно подыскать место, где можно применить силы его отряда. Однако Мушмакаев, несмотря на громкие заявления в прессе, что он подотчетен только Аллаху, на самом деле относился с должным уважением к тем людям, которые финансировали «зеленое движение» в Чечне. Им, впрочем, как и самому Мушмакаеву, было глубоко наплевать на это движение, но оно приносило деньги, а тот, кто платит, тот и музыку заказывает. Потому Мушмакаев старался соблюдать элементарные правила этой страшной игры. Хотя в последнее время денежные поступления стали не очень-то регулярными, и приходилось все больше внимания уделять собственному, оружейному, бизнесу, чтобы достойно содержать свой отряд.
А чем больший спрос на товар, тем большая в нем потребность — иначе потеряешь клиентуру. Но отряд не снабжался на государственном уровне, все поступления происходили за счет грабежа воинских складов, милицейских пунктов и населения в сопредельных республиках. Это Мушмакаева не устраивало: во-первых, страшновато, во-вторых, можно запросто наследить в тех населенных пунктах, которые находятся в сфере интересов финансовых покровителей «зеленого движения». А чтобы не терять время, а значит, и доходы, Мушмакаев, недолго размышляя, нашел простейший выход: набеги продолжать без всяких координационных планов, но внести одну коррективу. Если раньше его соратники не трогали тех, кто добровольно отдавал им свое оружие и не оказывал сопротивления, то сейчас Мушмакаев приказал не оставлять в живых ни одного свидетеля.
Сам Мушмакаев был весьма косноязычен, поэтому долго искал себе помощника, который мог бы не только грамотно донести идею «зеленого движения» до простых людей, но и сам бы верил в эту идею.
Харона Таштамирова он встретил после набега на одно русское поселение на границе Дагестана с Чечней. Таштамиров в полном одиночестве брел по дороге, и, казалось, ему было плевать на то, что вокруг так неспокойно и жизнь в любой момент может оборваться. Скорее всего,
— Отставить! — крикнул он за пару секунд до экзекуции. И грубо спросил: — Ты кто?
— Я воин Аллаха! — гордо выпрямившись, ответил задержанный. — Я послан им на землю, чтобы наказывать неверных и славить его великое имя!
— Как тебя зовут, воин?
— Имя мое — Харон, я из рода Таштамировых. А ты кто? — бесстрашно спросил он.
— А я — Мушмакаев! — важно ответил Муха и, поскольку пленник никак не отреагировал, добавил: — Командир отряда «Горные волки». Неужели не слышал?
— Не слышал. А с кем сражается твой отряд? — Харон говорил так, словно не он находился в плену у Мушмакаева, а Мушмакаев — у него.
Тот разозлился и уже хотел отдать придурка своим холуям, как вдруг, неожиданно даже для себя самого, решил с ним поговорить.
— Мы сражаемся во имя Аллаха, — произнес Мушмакаев с легкой усмешкой, но Харон не заметил этого и снова спросил:
— С кем вы сражаетесь?
— С неверными, — как можно серьезней ответил Мушмакаев. Разговор стал его забавлять.
— Да будешь ты благословенным, как и дети твои? — Таштамиров преклонил перед ним правое колено и прижал к груди правую руку.
— А с кем ты ведешь войну? — спросил Мушмакаев.
— С теми, с кем борешься и ты, брат мой! — Таштамиров поднял голову. — С неверными!
— И как же ты воюешь с неверными? — сдерживая смех, поинтересовался Мушмакаев.
— Либо обращаю в веру Аллаха, либо отправляю к нему на перевоспитание.
— К кому «к нему»?
— Конечно же, к Аллаху! — Таштамиров воздел руки и произнес несколько фраз из Корана.
— И как же ты отправляешь их к Аллаху? — все больше забавляясь, спросил Мушмакаев.
— Я отрезаю им головы, — буднично ответил пленник.
Мушмакаев ожидал услышать все что угодно, только не это, а потому не поверил.
— И сколько голов ты уже отрезал? — спросил он.
— Сейчас посчитаю, — спокойно ответил Харон. — Дайте мой рюкзак!
Мушмакаев кивнул, и один из боевиков протянул Таштамирову его потрепанный рюкзак. Харон развязал веревку, вытащил жестяную банку из-под кофе, открыл крышку и высыпал на землю человеческие уши, затем начал их пересчитывать.
Мушмакаев мгновенно перестал улыбаться.
— Восемь! — объявил Харон.
— И чем же ты их?.. — Мушмакаев резанул себя по горлу ребром ладони.
— А вот чем! — Таштамиров быстро вытащил из рюкзака чуть изогнутый нож сантиметров сорок длиной.
В солнечных лучах он ярко вспыхнул стальным блеском, и по спине Мушмакаева пробежали липкие мурашки. Ему вдруг показалось, что Таштамиров сейчас взмахнет этим страшным клинком и снесет ему голову. С трудом пересилив страх, Мушмакаев взглянул на тех, кто привел задержанного: их лица были белее, чем снег, лежавший вокруг. Мушмакаев рассмеялся.