Охота Бешеного
Шрифт:
— Как, ты говоришь, тебя зовут? — весело спросил он.
— Харон Таштамиров, командир.
— Смотри, Харон, как ты напугал моих воинов: они стали похожи на мертвецов!
— Я совсем не хотел этого, командир! Прости меня! — Он вновь склонил голову, а его страшное оружие исчезло так же быстро, как и появилось.
— Скажи, Харон, ты хотел бы встать в ряды моих воинов, чтобы мы вместе боролись с неверными?
— Очень хотел бы командир! — с воодушевлением ответил тот и тут же спросил: — А как же Аллах? Я не могу оставить Аллаха. Ведь я ЕГО воин! И мне не подобает жить среди других.
— Но ты будешь жить среди тех, кто борется против неверных, — с удивлением заметил Мушмакаев.
— Нет, —
— Так бы и сказал сразу, — вновь рассмеялся Мушмакаев. — А заместителем ко мне пойдешь? И тогда между Аллахом и тобой буду только я.
— В таком случае я согласен. — Харон с важностью кивнул.
С того дня в отряде Мушмакаева появился человек, еще более беспощадный к своим жертвам, чем сам командир. Харон был настолько предан Мушмакаеву, что мог перегрызть глотку любому только за то, что тот не так посмотрел на его командира. Это очень нравилось Мухе, и он всячески поддерживал Харона, никому не позволяя дурно отзываться о своем кровожадном любимце. И, конечно, доверял ему во всем. Разногласия возникали только тогда, когда Мушмакаев, царственным жестом даруя жизнь тем, кто сдавался без боя, уповая на его милость, не спрашивал даже об их вероисповедании. Этого Харон никак не мог, да и не хотел понять.
Лучше всего Таштамиров чувствовал себя тогда, когда отправлялся в поход против нечестивых без Мушмакаева, то есть сам возглавлял группу бойцов Аллаха под его зеленым знаменем. В последнее время эти походы участились, и кровь лилась рекой. Харон не щадил никого — ни молодых, ни старых, ни женщин, ни детей. И больше всего измывался над «слугами дьявола», как он называл русских, причисляя к ним всех светлокожих. Но еще больше доставалось российским солдатам. Здесь он особенно изощрялся, вырезая прямо у живых все, что можно было вырезать. Однажды, среди тех, кого захватила их группа, напав на небольшое российское поселение, оказались шестеро солдат и два офицера, в том числе — женщина, военный инженер, приехавшая в Чечню для участия в ее восстановлении. Если солдатам просто отрезали головы, а офицеру, прежде чем лишить его головы, выкололи глаза, то бедной женщине досталось больше всех. Сначала ей отрезали груди и вогнали во влагалище бутылку пепси-колы, чтобы «она более была похожа на воина», затем выкололи глаза и вырвали язык, чтобы она, представ пред великим Аллахом, не могла осквернять его нечестивым взглядом или нечестивыми речами, но слушала его слова и внимала им с благоговением. Все это Харон проделал собственноручно, после чего зачем-то отрезал ей кисти рук и приказал подвесить женщину на дереве, насадив ее, словно свиную тушу, на сук под ребро. По рассказам очевидцев, мученица прожила больше суток и все это время издавала страшные гортанные звуки. Она не могла видеть, что висит над глубокой ямой-могилой, где были свалены обезглавленные тела ее сослуживцев, которых даже не присыпали землей, и всякая лесная тварь устроила там свое кровавое пиршество. Перед тем как уйти, Харон предупредил, чтобы они не вздумали даже пальцем притрагиваться к неверным, дабы не навлечь беду на весь свой род. И те, наслышанные об изуверствах этого «воина Аллаха», далекой стороной обходили страшное место, не допуская даже мысли о том, чтобы предать несчастных земле.
Узнав об изуверствах этого недочеловека, Савелий пришел в такой ужас, что всю ночь провел без сна и, прежде чем вернуться к своим боевым приятелям, произнес как заклинание:
— Мир, который сейчас окружает меня, нельзя переделать с помощью добра и любви! Нет! На насилие нужно отвечать насилием! За отнятую жизнь карать смертью! Только так можно заставить насильников и изуверов вспомнить о том, что они тоже смертны и наказание неотвратимо!
Олег Вишневецкий был точен,
— Прошу, входите, Сергей, Олег Владимирович вас уже ждет. — Она кокетливо поправила локон.
— Приветствую, дружище! — бросил Олег, когда Савелий вошел в кабинет. Лицо Вишневецкого было напряженным, взгляд серьезным.
— Привет, Олежек! Чувствую, есть проблемы? — осторожно спросил Савелий.
— И да, и нет. Я получил весточку, что Краснодарскому уже сообщили о твоем приезде.
— Отлично! Что ж тебя не устраивает?
— А вдруг Краснодарский захочет связаться с Сиплым, чтобы узнать о тебе? Может, напрасно мы заранее сообщили ему о Сиплом?
— Господи, Олежек! — улыбнулся Савелий. — Все хоккей, как говаривал наш боцман, большой его любитель. Во-первых, не делай ты из этого Краснодарского агента ЦРУ, который только и занимается тем, что сидит и просчитывает все варианты возможного прокола, во-вторых… — Он вдруг рассмеялся. — Между прочим, это первое, о чем я подумал, а потому сразу же связался с Богомоловым. Ответ уже получен. Сиплый пару недель проваляется в колонии на больничной койке. Ему будут вводить сильнодействующий наркотик, который должен избавить его от желудочных болей. Как ты понимаешь, в таком состоянии он вряд ли вспомнит о каком-то там Бешеном. Согласен?
— Да уж, жестоко с ним поступили, — покачал головой Олег и усмехнулся.
— Кроме того, генерал сообщил весьма любопытную информацию. — Савелий понизил голос, вплотную приблизившись к Олегу. — По его агентурным данным, в субботу, в шестнадцать часов, на законсервированном нефтеперерабатывающем комбинате состоится примирительная «стрелка» Краснодарского с Федором Беспалым… Так что Семену будет некогда заниматься проверкой какого-то там человека от Сиплого.
— Ну, допустим, — задумчиво кивнул Вишневецкий. — Что еще можно выжать из этой информации?
— Ага! Тебя, кажется, она тоже зацепила! — Савелий радостно потер руки.
— Ты прав: что-то здесь есть. Говори, не томи! Ведь ты небось давно все продумал, — поторопил его Олег.
— Эта информация дает нам возможность влезть к Краснодарскому, как говорится, без мыла. — Савелий победоносно стукнул кулаком в ладонь.
Олег нахмурился.
— Видно, я совсем заработался — никак не соображу, — признался он.
— Говори!
— Представь, что у тебя назначена на нейтральной территории деловая встреча с довольно опасным человеком. Представил?
— Не тяни резину!
— И вот появляется некто третий, который предупреждает по-дружески, что на этой встрече тебя ждет западня. Улавливаешь?
— Я тут же связываюсь с тем, с кем должен встретиться, и выясняю, что это блеф. И… — Олег усмехнулся. — Тебя ждут очень большие неприятности!
— Предположим, ты вряд ли будешь звонить и спрашивать: «Правда ли, что вы хотите меня завалить?» Но допустим… — Савелий поднял руку, когда Олег хотел что-то возразить. — Допустим, что у вас такие доверительные отношения, что ты можешь пойти на это. В таком случае я прихожу к тебе в самый последний момент, когда всякие выяснения теряют смысл. Что ты будешь делать? Отменишь встречу? Вряд ли!
— Нет, встречу, конечно же, не отменю, но сам на нее не поеду, это наверняка.
— Вот! — обрадовано вскочил Савелий.
— Но других-то я пошлю проверить!
— Разумеется! Но пошлешь их, предупредив, что там может быть засада, не так ли?
— Конечно! Но когда они приедут, все сразу же и вскроется.
— Вскроется, — согласно кивнул Савелий. — Если тех, в свою очередь, тоже не предупредит какой-нибудь доброхот.
— Да, жестокий план! Твой или генерала?
— Честно говоря, идея его.