Охота без милосердия
Шрифт:
— Я могу забыть надеть штаны, но без камеры из дома не выхожу.
— Вот и прекрасно. Я надеюсь на твою твердость, Майкл. Мое имя нигде не произноси.
— Хорошо, а в чем проблема?
Слим затормозил у отеля «Лексингтон», одного из самых шикарных в Чикаго.
— Когда-то здесь жил Аль Капоне? — спросил Слим.
— Да. И я был здесь среди репортеров, которые осаждали отель каждое утро, чтобы поймать очередное изречение великого босса боссов.
— Сейчас здесь нет своры репортеров, но тебя ждет приятный сюрприз.
— Как всегда интригуешь?! А потом я получаю дубинкой по башке. Бедная моя голова!
— На этот раз тебе повезет, и ты получишь хороший материал. Поднимись на третий этаж в номер 315. О твоем появлении знают, и тебя никто не остановит. Иди, Майкл. Но ты должен помнить,
Кэрр вышел из «шевроле», взятого напрокат Слимом, и машина тут же у ехала.
Репортер вошел в шикарный холл дорогого отеля, устланный коврами. Он прошел к лифтам и воспользовался свободной кабиной. Лифтер поклонился ему, и его палец в белой перчатке нажал на кнопку с цифрой три.
Коридор третьего этажа не отличался от других. Здесь располагались трех— и пяти-комнатные апартаменты. Рассыльные в униформе носились взад и вперед с подносами, разнося завтраки, газеты, письма и устанавливали начищенную обувь к дверям:
Кэрр подошел к номеру 315 и постучал.
Ему тут же открыл высокий широкоплечий чернокожий парень в дорогом голубом костюме и пригласил войти.
Кэрр переступил порог огромной гостиной с высокими окнами, гигантским камином и белой мебелью, обитой красным бархатом, где люстра сверкала хрусталем так, что отбрасывала зайчики На стены, обтянутые розовым шелком.
Негр указал Кэрру на кресло у камина и тихо сказал:
— Я доложу о вашем визите.
Он прошел в одну из дверей, оставив репортера одного. Кэрр достал из сумки свою «лейку», не зная, понадобится она ему или нет, и устроился в кресле. Он не знал, какой сюрприз его ожидает, но нервишки были на взводе. Жаль будет, если его опять станут испытывать на прочность и бить по голове.
Спустя пару минут двери комнаты распахнулись, и появился Кристофер Дэйтлон. Кэрр не мог ошибиться, это был он.
Хозяин прошел к камину и сел в кресло напротив Майкла.
— Рад видеть вас, Кэрр. Я обещал вам интервью, когда мы виделись с вами в Краун-Пойнте. Я всегда держу свое слово. Не знаю, почему власти до сих пор не поняли этого.
— Простите, мистер Дэйтлон, если я получу обещанное вами интервью и опубликую его, то меня привлекут к суду за сокрытие опасного преступника. Я вынужден буду сообщить о вашем местонахождении в полицию, как только выйду на улицу.
— Я знаю. И я принял меры предосторожности. Вы можете позвонить дежурному, сразу же как выйдете отсюда. Попросите его зафиксировать время звонка, чтобы к вам не придрались впоследствии.
— Я понял вас. Я был обязан вас предупредить.
— В вашей порядочности я не сомневаюсь, Кэрр. Вы честный парень и хороший профессионал. Я довольно часто читаю ваши статьи, и мне нравится угол зрения, под которым вы освещаете события. Поэтому в Краун-Пойнте я пообещал встречу вам, а не кому-то другому. К сожалению, я могу дать вам только пять минут на все ваши вопросы. Вы можете сделать три снимка и один общим планом, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в том, что встреча проходила в этом отеле, а не на моей базе, о которой вы решили умолчать.
— Спасибо за заботу. А я об этом и не подумал.
— Думать надо быстрее, Майкл. Стоит не просчитать, не продумать или упустить мелочь, деталь — и ты проиграл. Бравада и хвастовство хороши тогда, когда они подкреплены титаническим трудом и идеальным расчетом по времени и по действиям. В моем понятии секунда — это последнее измерение. В нашей работе принято использовать доли секунд. Сотые, десятые, а иногда и тысячные.
Дэйтлон достал сигару из шкатулки, стоявшей на низком резном столике, и прикурил от зажигалки, выполненной из слоновой кости с золотом, как и сама шкатулка.
— Вы можете фотографировать.
Кэрр сделал несколько кадров и убрал аппарат в сумку, он был настолько растерян, что не знал, с чего начать. Миллион раз в своем воображении он уже проводил это интервью, а когда настал момент и его мечта превратилась в реальность, репортер растерялся, как новичок.
— Как вы встретили новость о том, что вас объявили преступником номер один и поставили вашу персону вне закона?
— Очень спокойно. Просто как несостоятельность полиции и власть имущих. Я не делю с ними барыши, и они в бешенстве. На днях в Нью-Йорке банда Датча Шульца уничтожила двадцать семь человек, которые посягнули на его рэкет в Саут-Сайде и Норт-Сайде. Однако его никто не называет преступником и не клеит ему на лоб порядковый номер. На счету моего синдиката семь полицейских, которые шли на меня с оружием в руках. Это не двадцать семь человек. Но все дело в том, что Шульц делит сферы влияния и уничтожает себе подобных. Если в перестрелке погибают прохожие и дети, это не принимается в учет. Главное заключается в том, что Шульц не посягает на капитал Моргана, Форда, Рокфеллера или других китов. В нашей стране мошенничество — это не преступление. Если ты обманул своего приятеля и разорил его — это нормально. Но если ты не уплатил двадцать центов налога государству — ты преступник. Если завтра перестреляют всех бродяг под мостом Вашингтона или под Бруклинским мостом, то этот факт не заинтересует власти. Но если у племянницы Гувера мальчишки отнимут портфель, когда она будет возвращаться из школы, то заведут уголовное дело и бросят на него лучших следователей столицы. Что значит «преступник № 1»? Ничего, кроме рекламы. Что значит «объявлен вне закона»? Только то, что полиция решила бороться со мной моими же методами, не имея при этом угрозы наказания за свои деяния. Что значит «охота без милосердия»? Это значит, джи-мены и полиция и прочие законники, имеющие право носить оружие, могут его использовать не думая. Властям известны шесть человек из моей команды, которых они безуспешно пытаются выловить в течение трех месяцев, но все впустую. Они полагают, что теперь, стреляя наугад, они попадут в кого-то из этой шестерки. Начать работать головой, делать расчеты, выводы, устраивать засады и вести прицельный огонь они не хотят. Они не видят в этом смысла. Каждый прохожий из толпы, убитый пулей полицейского, будет занесен на мой счет. Губернатор переживает лишь о том, что его популярность уступает моей. Он хочет устроить на улицах бойню, чтобы настроить людей против меня. Такая политика приведет к открытой войне. Я не испугался этого горлопана, я принимаю его вызов. Но я не хочу, чтобы ответственность за его безумные решения ложилась на мои плечи. Я признаю честный поединок, а мистер Бэйн решил действовать в жилых кварталах города, как в лесу. Меня бессмысленно обкладывать флажками, я опытный зверь. А если быть точным, то мишень. Живая мишень, которую губернатор не может увидеть, пощупать, вынюхать и уничтожить. Но я не собираюсь делать скидки и подставлять свой лоб.
— Как вы относитесь к тому, что вас сделали легендой при жизни?
— Я не заказывал этой песни, но раз вы ее выбрали сами, то я не возражаю. Наш народ обожает легенды. На этом фундаменте был построен Голливуд, и он вечен, потому что вечна вера в легенду. Ее нужно поддерживать. Подпитывать. Ухаживать, как за капризным цветком.
— Конечно. Люди не воспринимают вас как преступников, они видят вас в роли благородных пиратов. Сентиментальная романтика. Вы можете объяснить этот феномен? Почему Альфонс Капоне, Счастливчик Лучиано и все их подручные всегда выглядели бандитами? Гангстер есть гангстер, и как ни отбеливали Капоне, он сел за решетку как бандит.
— Я вам могу объяснить этот феномен очень просто. По Дикому Западу ходили бандиты и убивали друг друга. Среди первопроходцев, пионеров и завоевателей земель Запада было очень мало порядочных людей. Но их возвели в ранг героев, не без помощи Голливуда конечно. Вестерн и сегодня самый почитаемый жанр. Каким образом Голливуд и писатели сделали банду завоевателей и убийц героями? Все дело в том, что они, встречаясь на улице, выхватывали свои «кольты» и, стреляя друг в друга, смотрели один другому в лицо! В этом романтика, в этом достоинство, смелость! Честный и открытый бой! Капоне никогда не простят «Валентинов день», когда он ставил людей к стенке и стрелял в затылок. Они стреляют из-за угла, в спину, исподтишка! Я не стреляю людям в спину. Я иду на риск и не всегда уверен, что выйду победителем. Здесь все дело в том, кто первый выхватит пистолет.