Охота к перемене мест
Шрифт:
— Такой молодой — и уже дети?
— Я про детей в переносном смысле. Лично я пока холостой и бездетный...
— Ох, плохо я верю в твою заботу о потомстве, которого у тебя нет. Признайся честно — недоволен бытовыми условиями? Где живешь?
— На частной квартире.
— Обиделся на прораба? Беспорядок с нарядами? Обсчитали? Ставишь ультиматум, чтобы набить себе цену?
— Не в деньгах счастье. Привыкли все считать на рубли.
— А как прикажешь считать — на тугрики? Выполнение нашего плана исчисляется в рублях.
— Сколько
— Какой заповедник?
— Любой. Нет ему цены!
— Заявление ты принес не по адресу, — сказал директор сухо. — Отдай старшему прорабу.
Забрав заявление, Погодаев, как бы между прочим, сказал:
— Копии посланы мною в Центральный Комитет партии, министру и секретарю обкома.
Накануне машинистка из отдела главного механика — она давно с симпатией поглядывала на Погодаева — перепечатала его заявление об увольнении в четырех экземплярах.
— Кляузный ты, однако, человек!
— Зачем мне скрывать причину ухода со стройки?
Директор рассмеялся:
— Тоже нашелся номенклатурный работник министерства!
— Бывают случаи, — Погодаев уже взялся за ручку двери, — когда государству необходимо знать, почему уволился рабочий.
Он вышел из кабинета в приемную. Едва успел надеть желтую каску, как открылась дверь, обитая клеенкой, и на пороге появился директор. Он сказал тоном, которому старался придать оттенок добродушия:
— Хочу тебе на прощанье дать совет: в следующий раз, Погодаев Г. П., прежде чем сказать глупость, а тем более написать ее и перепечатать в нескольких экземплярах, — подумай...
Заявление Погодаева об уходе вызвало шумную возню.
Старший прораб уговаривал взять заявление обратно.
Где-то принялись собирать на него «компромат»: почему так часто меняет место работы, может, он — летун, охотник за длинным рублем?
Вспомнили, что из общежития Погодаев съехал к бездетной вдове утонувшего бакенщика, хозяйке бревенчатого домика на берегу Харлахты. Кто-то склонял слово «аморалка», обозвал его таежным стилягой, хотел проработать на собрании.
Есть такая манера: уж если начали парня ругать, то надо повесить на него всех собак, а в придачу еще одну дохлую жучку.
Но не успели завести персональное дело, как по чьей-то команде его прикрыли.
Погодаева уволили без проволочек, без широкой огласки. Он уехал из Байкальска, попрощавшись лишь со своими такелажниками.
На пристань его проводила бакенщица. Моросил дождик-мокросей, он смешался со слезами, текущими по ее обветренным щекам.
Уже не первый раз он уезжал, бросая хорошо оплачиваемую работу, оставляя теплый и сытый кров, отрывая от себя ласковые женские руки.
Нет, он не обижал женщин, у которых находил приют. Но бывало, эти руки пытались его оставить при себе, их преданность становилась в тягость.
И пока еще не было случая, чтобы он в своей полусемейной транзитной жизни затосковал по той, кто его когда-то проводил, с кем распрощался.
6
Михеич не оставил своего преемника без советов, инструкций. Шестаков подолгу сидел в его комнатке, и оттуда доносилось «ничего не поделаешь, закон-правило», «это ему плюс», «это тебе минус».
Перебрали всех членов бригады по косточкам, и самым «костлявым» оказался конечно же Садырин. После того как Михеич сдал бригаду, он стал к Садырину намного строже и требовательнее.
Шестаков, понизив голос, чтобы не слышали за стеной, пытался убедить Михеича, что они смогут перевоспитать Садырина, тот перестанет быть паршивой овцой, которая портит все маленькое стадо.
Михеич отрицательно покачал головой.
— Почему же вы тогда держали его в бригаде?
— Характера не хватило, — сознался Михеич. — Моя вина, что я тебе Садырина в наследство оставил. Мы все болтаем: «как на фронте!», «бой за эстакаду», «передний край пятилетки», а нянчимся с... — если б Михеич не лежал в лежку, а был на стройплощадке, он в сердцах сплюнул бы. — Видел, ребята Галиуллина фанеру повесили на эстакаде? «Еще немного, еще чуть-чуть, последний бой — он трудный самый!»
— Значит, убрать Садырина из бригады?
— Да, убрать! — Михеич ожесточился. — Он ведь бегает только два раза на дню: в полдень, когда начинается обеденный перерыв, и в половине пятого, когда шабаш.
— А куда Садырина девать? — по-школьному петушился Шестаков. — Кто-то должен его перевоспитать! Уверен, Садырин с его данными может стать хорошим монтажником.
— Данные-то у него есть, — Михеич вздохнул. — Только без отдачи.
— Вы только минусы Садырина помните. Однако за ним и плюсы водятся.
Шестаков припомнил случай, который вскоре после майских праздников произошел во дворе их дома. На детскую площадку заявились выпивохи с бутылкой на троих.
Согнали детишек с качелей и с горки, уселись за низкорослый столик, на низкорослые скамеечки. Опорожнили бутылку, закусили карамельками, задымили. Женщину, вышедшую во двор и сделавшую им замечание, обругали.
В это время во дворе появился Садырин:
— Убирайтесь или я из вас клоунов сделаю!
После короткой смачной перебранки в ход пошли кулаки. Ребятишки забились в раскрашенный сказочный терем и со страхом наблюдали, как дерутся дяденьки.
Садырин отшвырнул одного, сбил с ног второго, но упустил из виду третьего у себя за спиной. Тот схватил со столика пустую бутылку и трахнул Садырина по голове так, что в руке осталось только горлышко.
Садырин с трудом устоял на ногах. Он схватился за голову — рука в крови. Если бы не густая шевелюра, было бы еще хуже.
Он разъярился и набил морду своему обидчику до того, как первый помог второму подняться. Ни тот, ни другой не рискнули приблизиться — железные кулачищи у этого парня с шевелюрой.