Охота на Белого Оленя
Шрифт:
— Хочется все же тебе врезать, — сказал Гиена, пожимая руку Оленю.
— Врежь — только ведь я отвечу, и крепко.
— Ладно, разменялись, — Гиена бухнулся на табурет, положив оружие перед собой на стол. — У меня пол-магазина и один полный. Говори, что делать.
— А у нас денег-то нет, — криво хмыкнул Рысь.
— А я для хохмы поработаю задаром.
— До коих пор? — Олень сел напротив.
— До похорон Джуанина.
— Это мало, — Олень потер наметившуюся на подбородке щетину.
— Чего же больше?
— Вообще-то
— Кому сказать? — не уловил Гиена.
— Лесу.
— А… Что именно?
— Да что на ум придет, только честно.
— Хм.. ну а если…
— А если обманешь — тогда лучше в Лес тебе не входить. Ни в наш, ни в какой другой.
— Нет — если я откажусь.
— Загребешь свои полтора магазина и пойдешь воевать один, — вставил слово и Рысь. — Сам по себе. Ни мешать, ни провожать не станем.
— Попробую сказать, Гиена поднялся. — В одиночку такие дела не делают.
— Мы будем здесь, — промолвил Олень ему вслед.
Предвидя важность процедуры и то, что совершать обряд лучше не прилюдно, Гиена отошел от строений подальше — туда, где Лес был особенно тихим. Лес словно ждал его, но ждал настороженно, недоверчиво.
Гиена постоял молча — нужные слова никак не приходили на ум, а балабонить впустую он не любил. Лес веял на него запахом трав и листвы, сухой коры и ночных цветов.
— Я не охотник, — наконец, вымолвил Гиена, сам над собой насмехаясь в душе — что за дичь? Лесным колдовством решил заняться, как пацан… Неужели это кто-то услышит и примет как обещание?
— Я не охотник, — повторил он, точно зная, что не врет. — Никогда этим не увлекался. Так что вот — тут я никого не убью и вообще зазря пальцем на трону.
Ответа не было — Лес молчал, ожидая еще чего-то, пока не сказанного.
— Я хотел сказать, — уточнил Гиена, — не только здесь, но и вообще — ни в каком Лесу, сколько их ни есть. Честное слово.
Лес вздохнул, зашелестел — или то был порыв ветра? напряжение и неловкость Гиены как рукой сняло.
— Ну, все, — Гиена сдвинул берет на затылок. — Значит, поговорили…
— А мне ты ничего сказать не хочешь? — мягко проурчал голосок сзади;
Гиена крутанулся винтом, принимая боевую стойку и готовый въехать ногой в любую подвернувшуюся челюсть — изящно подбоченясь, там стояла Росомаха и посмеивалась сквозь сжатые губы, щуря глаза.
— Ты, с-стерва… — выдавил Гиена; он тут всерьез зарекается губить зверей, а эта тварюга за спиной хихикает…
— Но-но! — Росомаха отпрянула гибким движением. — Ведь обещал зазря не трогать.. Я ведь… м-да.. по следу пришла, на два словечка..
— Ну ?!
— Ну, раз уж так… — она поискала глазами вверху что-то такое, чего там отродясь не было. — Короче, — мы в расчете, да? Ты не в обиде? Ты что, блин, — разъярилась вдруг она, — в натуре ждешь, чтоб я тут извинялась?!
— Аа, ты насчет ножичка, — процедил Гиена, нехорошо улыбаясь; нож Росомахи он помнил — совсем недавно она так близко ему показывала, что любой суд признал бы это за угрозу оружием. — Я вообще-то принимаю извинения по вторникам, с часу до трех, но для тебя сделаю исключение. На колени — и в голос.
— А хи-хи не хо-хо?! — совершенно взъерепенилась Росомаха. — Иди ты в баню!..
— Только с тобой, — схамил Гиена — и едва не пропустил удар ногой; обиженная лесная деваха била не шутя, в полный контакт, но и Гиена знал кой-какие махи и отмашки, так что махала Росомаха в основном по воздуху, в котором изредка мелькал Гиена.
— Вертлявый! — фыркнула она, отпрыгнув и опять приняв стойку.
— А то! — в тон ответил Гиена.
— Заболталась я с тобой, — стойка единоборца плавно сменилась у Росомахи стойкой манекенщицы. — Чао, придурок!
— Про должок не забудь! — бросил ускользающей тени Гиена.
Эве пригодились скудные познания по доврачебной помощи — там, где Бобер пользовал раненых, она лишней не оказалась. Нашлись для нее и стоптанные кеды, и брюки (Слону впору), и рубашка с отпоротыми рукавами, ожидавшая разжалования в половые тряпки — но это все же лучше, чем ничего.
Только — только она наметилась упасть куда-нибудь мешком и задрыхнуть, как вдруг, будто чертик из коробки, перед ней возник запыхавшийся Волчок, от неудержной радости скалясь широченной улыбкой и откровенно горя счастливыми глазами.
— Ну, ты! — он не нашел других слов для приветствия. — Как сама-то ? слышь, у меня кофе есть, горячий — хочешь?
Словно не дрались над Псом, и фляжку не он ей швырял!.. Но встреча была так приятна Эве, что и ее радость открылась навстречу легким, слабым, светлым смехом усталого человека, и она мотнула головой — пойдем!..
Кофе и впрямь оказался огненным, а заварен был — чтоб мертвого поднять; Эва, обжигая губы и пальцы, пила маленькими глоточками из крышки термоса, а Волчок говорил быстро, будто боялся, что в паузе она скажет что-нибудь наотрез.
— … Не, ты понимаешь — и наши стали сюда просачиваться! Мало, правда, пришло — но команда подбирается — на отрыв! И оружие подтаскивают — вон, Вук, наш родич с Боснии, чего — то приволок такое… — он показал руками как рыбак — сорвавшуюся щуку.
— Так скоро?.. Как он успел? — У нас свои дороги, — жестом старого партизана успокоил Волчок, — получше ваших, а границ мы не знаем… Эх, денек бы еще продержаться! Может, и русские, и шведские волки придут — эти тоже крутые. Ну, в общем — все за Оленя и Лес, даже герр Татцельвурм с Альп приполз…