Охота на человека

… В купе номер четыре скорого поезда Москва — Ташкент воцарилась тревожная обстановка. Начинало темнеть, мелькали поля, леса, чернели деревья… Пыталась как-то оживить гнетущую обстановку журналистка областной газеты Маргарита Палей, но другой обитатель четвертого купе двадцатипятилетний Виталик Алешкин не мог поддержать ее… Виталик просто молчал. Ему было не по себе… Он чувствовал, что тот странный, жуткий случай, который произошел на предыдущей станции, обязательно коснется его собственной жизни.

… Ему до сих пор казалось, что последний год его жизни просто приснился ему в кошмарном сне…Никак не верилось, что все э т о могло произойти в действительности… Тогда, в марте прошлого года он возвращался домой от своей девушки Наташи и к нему пристали трое пьяных парней. Завязался неприятный тягучий разговор,

потом к лицу Виталика потянулись потные крепкие кулачки, он увернулся, припомнил бокс, которым занимался в юности и нанес одному из нападавших удар в челюсть. Тот упал, его приятель вытащил из кармана пистолет и направил дуло на Виталия, правда, довольно робко, разгоряченный Виталик ударил и второго, не побоявшись даже пистолета. Пистолет полетел в одну сторону, его обладатель — в другую… Третий даже не стал вмешиваться… Виталик гордым шагом направился домой… Банальная история, которая кончилась бы элементарно, если бы не одно обстоятельство — челюсти оказались не те… Одна из них принадлежала сыну бизнесмена Женечке Семиглазову, вторая — сыну мэра города Огаркова Алику Ярыгину. Одним из любимых занятий двух двадцатилетних акселератов было шляться по ночам по кабакам и просто по улицам, на машинах или пешком и приставать к людям. Обычно с ними ходил телохранитель Женечки Баншивин по прозвищу Баня, но в этот вечер его рядом не оказалось, видимо, он предпочел провести свой досуг иначе, нежели поддерживать великовозрастных недоумков в их забавах. Вместо него компашку поддерживал такой же недоросль, как и они сами, и самоуверенные акселераты вышли на охоту без страховки… Обычно все делалось по наработанной схеме — Алик и Женечка надирались к кому-нибудь, желательно к молодым парочкам, а разрядник по боксу и борьбе Баня избивал недовольных. Грани старались не переходить — изнасилование девушки на глазах у ее избитого парня было чревато статьей, хоть и крайне заманчиво… Так что обходились побоями и унижениями. А за эту, так называемую, работу Баня получал хорошую прибавку к жалованию от недорослей. Оба были балованы родителями и имели немалые карманные деньги. Так что, если бы рядом с ними в тот вечер был Баня, все бы кончилось совсем иначе, и скорее всего Виталик Алешкин попал бы в больницу… Но… попал он на скамью подсудимых. Битыми Алик и Женечка быть не привыкли… Дело обернулось сто четырнадцатой статьей Уголовного Кодекса за нанесение телесных повреждений средней тяжести и годом тюремного заключения в колонии общего режима, которая находилась не так уж и далеко от славного города Огаркова, где и все это и происходило…

…Веселые, шикарно одетые Алик и Женечка сидели в зале суда и откровенно глумились над несчастной матерью Виталика Надеждой Станиславовной. И никто ничего не в состоянии был им ответить.

«Свободу Виталию Алешкину!» — восклицали попеременно оба мерзавца, строя всевозможные гримасы.

… Нанять адвоката было весьма проблематично для семьи Алешкиных. Надежда Станиславовна была на пенсии, Виталик работал учителем истории в школе и получал гроши. Влиятельных знакомых у них не было… Назначенный же адвокат занял такую позицию, которая только устраивала затеявших дело Семиглазова и Ярыгина. Да и судье не было ни малейшей охоты из-за какого-то там учителя Алешкина ссориться с мэром города. Так что получил по статье сто четырнадцатой Уголовного Кодекса Российской Федерации Виталий Сергеевич Алешкин год тюремного заключения. Ярыгин представил справку о том, что Алешкин принес его здоровью вред средней тяжести.

Вот и осталась несчастная пенсионерка-мать одна, а Виталик отправился ни за что ни про что в места, не столь уж отдаленные … Отбывал он заключение в лагере общего режима, сидел довольно спокойно, ни в какие истории старался не встревать, ни с кем не конфликтовать. Мать и Наташа писали письма. Так потихонечку и пролетел этот год. И он возвращался домой. Уставший от нар, от обилия людей, он купил билет в купейный вагон скорого поезда Москва — Ташкент, проходящего и через место его заключения, и через его родной город Огарков. Интересным совпадением оказалось то обстоятельство, что все трое обитателей купе направлялись в одни и те же края. Журналистка Палей ехала в город Склянск, а Екатерине Ивановне Савченко было туда же, куда и Виталику — в Огарков.

Вот именно, с этой самой Екатериной Ивановной Савченко, веселой, разговорчивой, тридцатипятилетней женщиной, работавшей бухгалтером в одной небольшой фирме, и произошла полчаса назад весьма странная и зловещая история…

… На предыдущей станции

в городе Уршанске в их окошко кто-то постучал. Все выглянули в окно, выходить никто не собирался, так как стоянка была всего-то три минуты. На перроне стояла толстая женщина с круглым приветливым лицом и улыбалась Екатерине Ивановне.

— Катюша! — крикнула она. — Привет! Ты что, меня не узнаешь?!

— Нет, — покачала головой Катя Савченко.

— Обалдеть…. — развела руками толстуха. — Просто обалдеть, как люди быстро все забывают…

— Извините, я плохо вижу, — смутилась Савченко.

— Ну выйди на секунду-то, — махала толстыми руками женщина.

Савченко накинула на себя куртку и вышла на перрон. Толстушка взяла ее под руку и повела куда-то в сторону… Пристально наблюдавший за всем этим Виталий заметил, как около толстухи и Савченко вдруг как из-под земли возникли двое мужчин неприметной наружности, но весьма крепкого сложения. И они как-то ненарочито стали увлекать Савченко в сторону от платформы… Толстуха все махала руками, продолжая приветливо улыбаться, но Екатерина Ивановна уже почувствовала неладное. Она как-то неловко дернулась в сторону поезда, но тут ее крепко взяли под руки и куда-то повели. И тут же поезд тронулся…

«Надо стоп-кран рвануть», — подумал Виталик, но вдруг почувствовал, что ему страшно, что он не в состоянии сделать это. А журналистки Палей не было — она пила пиво в вагоне-ресторане.

Виталий нашел в себе силы только для того, чтобы броситься к проводнице и сообщить ей о случившемся.

— Ух, ты! — гаркнула шустрая проводница и, бросившись в тамбур, рванула стоп-кран. Сообщила дежурному милиционеру.

Милиционер вышел на перрон, обошел все вокруг. Ни Савченко, ни ее странной знакомой, ни ее спутников нигде не было. Что делать? Сообщили в местное отделение милиции, да поехали дальше…

Пришедшая из вагона-ресторана разрумянившаяся от пива Маргарита Палей была совершенно ошарашена тем, что ей рассказали…

— А ведь вы, друг мой, присутствовали при преступлении, — покачала головой она.

— Возможно, — еле слышно пробормотал Виталик.

Палей пожала плечами…

Так и ехали почти полчаса в гробовом молчании. За окном постепенно темнело, на душе был тяжелый неприятный осадок от этой странной сцены… Палей порой задавала вопросы, иногда что-то рассказывала из своей журналистской практики, а Виталик лишь поддакивал ей из вежливости… Ему отчего-то было страшно… Еще полчаса назад он ехал с какими-то надеждами, он был взволнован от того, что скоро увидит мать, увидит Наташу, которые должны были его встречать, он думал о свободе, о родной, пусть малогабаритной, но уютной квартирке, и тут… э т о… Почти среди бела дня тридцатипятилетнюю женщину, бухгалтера, с которой они только что вели оживленную беседу, уводят неизвестно кто неизвестно куда. И никто ничего не может сделать, ни правоохранительные органы, ни они, соседи по купе — вот что самое страшное… И почему-то Виталику казалось, что это вроде бы не касающееся его происшествие обязательно его коснется в самое ближайшее время…

Ему захотелось курить и он пошел в тамбур. Вытащил пачку «Пегаса», задымил. Тут вагон слегка тряхнуло, приоткрылась дверца из соседнего вагона и на Виталика буквально бросило какую-то здоровенную тушу.

— Поаккуратнее, пожалуйста, — попросил Виталик.

Туша прикидывалась пьяной, при этом отворачивая лицо. Мощная ладонь коснулась ладони Виталика, пробормотала что-то невнятное и исчезла. А Виталик почувствовал, что у него в кулаке что-то зажато. Какая-то бумажка. Он разжал кулак. Треугольный клочок бумаги, на котором написано: «Савченко Олегу Николаевичу лично в руки»… Виталик похолодел от ужаса… Начиналось нечто странное и невразумительное. Бумажка была аккуратно сложена и заклеена. Распечатывать ее Виталик не решился. Первой мыслью было отнести записку дежурному милиционеру, он пошел было узнать, где милиционер, но ему преградил дорогу какой-то длинный сухой человек в темных очках.

— Далеко путь держишь? — спросил он.

— А вам-то что?

— А мне-то ничего, — улыбнулся он. — Тебе бы худо не было… Всякое бывает в пути…Читать умеешь?

Виталик весь как-то сжался и молча глядел на незнакомца в очках.

— Умеешь… Прочитал то, что написано? Прочитал… Так и передавай, кому адресовано, а ни посторонним. А то худое может произойти… И с ней… И с тобой, паренек…

Виталик продолжал молчать.

— Иди в свое купе, — хлопнул его по плечу твердой как палка рукой незнакомец. — Иди. Ты ведь в Огарков едешь, паренек?