Охота на дракона (сборник)
Шрифт:
— Насколько я могу судить, — проговорил он, — что-то тут, пожалуй, есть…
— Это в каком же смысле?
— А в таком, Сан Федыч, что никто на земле так не пишет. Не знаю я похожих алфавитов. Или кто-то пошутил, или… Но тогда многое зависит от того, где вы таким трофеем разжились… Может, внучек свою письменность решил создать? С детишками, знаете, бывает…
— У меня внук только в первый класс пошел, — обиделся Пенькин, — и глупостями не приучен заниматься. А текст я… ну, словом, нашел. Во дворе.
— Интересно, — не
— Знаешь, Гриша, — шепотом признался Пенькин, — отчего-то я волнуюсь.
— Ну и зря, — ответил Гриша непреклонно. — И не мне вам объяснять. В науке, если постоянно волноваться, ничего путевого не выйдет.
— Тоже мне, философ, — оскорбился Пенькин. — Потому мы в заднице все и сидим.
— А это уж кто как руководит, — пожал плечами Гриша.
За десять минут до окончания работы Гриша заявился к Пенькину.
По тому, как лихорадочно блестели его близорукие глаза, как живописно таращились во все стороны его неприбранные патлы, Пенькин безошибочно определил: есть новости и, кажется, необычайные.
— Ну? — спросил Пенькин.
— Сан Федыч, ой!.. — выдохнул с порога Гриша, — черт-те что!
— Тогда — входи. И дверь закрой! Садись. Выкладывай.
— Сан Федыч, — зачастил с восторгом Гриша, — я, похоже, отыскал ключ к этой ахинее.
— Неужели разобрался? — умилился Пенькин. — Не томи!
— И да, и нет, — торжественно ответил Гриша. — Текста я прочесть не смог — пока! Но — не переживайте. Дешифровки иных текстов затягиваются на десятки лет, а то и на столетия.
— Гриша, ты издеваешься? — мученически уставился на него Пенькин. — Мне и так годочков… Ты хоть что-нибудь узнал?
— Немало, — заверил Гриша. — Во-первых, и впрямь такой письменности на земле нет. И прежде не бывало. Во-вторых, Сан Федыч. Это не чушь собачья. Здесь есть система, и проследить ее несложно. И — в-третьих. Версия с детской забавой отпадает. Грамматическая структура сложна. И почерк, судя по всему, взрослый.
— У меня, положим, с детства почерк был кошмарный, — возразил строптиво Пенькин. — Хуже, чем у взрослого. Так что это слабый аргумент.
— Написано не тушью, не чернилами, не шариковой ручкой, не фломастером, а вообще бог знает чем! — Гриша торжествующе взглянул на шефа. — Я бы заподозрил ксерокопию, но… это маловероятно. Так?
— Так… Прямо чудеса! Короче, ты считаешь, текстом следует заняться, и всерьез — заерзал в кресле Пенькин.
— Безусловно! Тут какая-то тайна, Сан Федыч. Заинтриговали вы меня Надо текст показать специалистам. И если они подтвердят мои предположения…
— То что тогда? — быстро спросил Пенькин.
Гриша неожиданно вздохнул, замялся, отводя глаза в сторону, и неопределенно качнул головой, словно не желая раньше времени взваливать на себя лишнюю обузу.
— Тогда? — переспросил он. —
— Ну уж!. — польщенный, вспыхнул Пенькин. — А что же ты сам, Гриша, в этом тексте усмотрел?
— Потом, — решительно ответил Гриша. — Надо, чтоб другие поглядели.
— Ладно, — благодушно согласился Пенькин. — Я попытаюсь дозвониться кой-кому. Специалисты — будут!
Он взял листок и бережно вложил его в бархатную адресную папку с симпатичным бронзовым запором, которую, на всякий случай, купил загодя, к собственному шестидесятилетию.
И завертелись колеса.
Эксперты быстро подтвердили сказанное Гришей. Наисовременнейшие из доступных за валюту счетные машины проглотили закодированный текст и три дня его жевали, переваривали, расчленяли, комбинировали, вновь синтезируя, переворачивая так и сяк. И наконец — расшифровали.
По сути это был триумф. Поскольку текст ни под какую лингвистическую модель и впрямь не подпадал.
Крупный виртуолог академик Блуев в газетах выразился так:
“И вот нам ясно: данный текст — не игра чьего-то прихотливого воображения. Это — жалоба, конкретная и до крайности сердитая. Вероятно, клиент пребывал в таком сильном возбуждении, что, сам того не заметив, всю свою обиду изложил на родном языке, на котором и думать, и изъясняться, безусловно, легче. Но вот что поразительно: язык этот не имеет аналогов на Земле. Отсюда сам собой проистекает вывод: Землю посетили представители инопланетного разума! Письменный аргумент в наших руках. Пора всерьез подумать о Контакте!”
Утром следующего дня, уже ставшем знаменитым на весь город, появились Пенькин, полиглот Гриша, полковник БХСС Дутс и знаменитый футуролог Щапов.
Дело было архиважное и не допускало отлагательств.
— Так, — сказал Дутс ласково-казенно, предъявивши высоко подписанные документы, — здрасьте-здрасьте. К вам заходил человек, составивший вот это?
И он незамедлительно сунул под нос приемщице копию скандальной жалобы.
Оригинал — как мировую ценность — за семью замками хоронил теперь Алмазный фонд, прикрыв его, для конспирации, тремя горстями изумрудов и бриллиантами “Орлов” и “Шах”.
— А кто ж его знает? — развела руками приемщица. — За всем разве уследишь?
— За всеми, пожалуй, нет, — мягко согласился футуролог Щапов, — мы тоже выборки проводим и в расчет всех не берем. Наука такая. Но этот-то — особенный!
Лицо приемщицы выразило неподдельное изумление.
Она определенно не могла понять, что может быть особенного в посетителе их мастерской.
— Ну, хорошо, — попытался подойти с другого бока Пенькин. — Жалоба написана девятого числа. Посмотрите по квитанциям, по своим записям, кто у вас в тот день был.