Охота на единорога
Шрифт:
Внешние враги по соседству были слабы, платили дань и сами воевали с более отдаленными народами. Правда, в самом начале правления Асмана на западе государства, где из одного вассального княжества давно не поступало подношений, и в котором постоянно что-то происходило, возникло опять какое-то движение. Как потом выяснилось, — это были полудикие иноверцы, хотевшие толи завоевать весь мир, толи отвоевать клочок приморской, каменистой земли, где совершенно ничего не росло, кроме диких кедров, пригодных разве что для виселичных перекладин. Но это движение как-то само собой скоро затухло. А подношений как не было, так и не появилось.
Но Асман
В его владениях было три моря, одно даже сравнительно недалеко, на север от столицы, дней пять неспешного пути, и рыбу, а также другую морскую живность для королевского стола доставляли. Доставляли и многое другое: фрукты и из садов метрополии, и из других земель привозились купцами, как своими, так и инородными. Вина со всего света, но больше с Кавказа, который был недалек. Там обитали сотни разновидностей одного и того же народа. Этот горный край не годился ни на что, кроме урождения вин, ими особенно славилась земля колхидская, населенная чудовищами и богатырями. Кто там выращивал виноград для благословенного напитка — оставалось загадкой.
Шемахинское вино, наоборот, было плохое оттого, что земли там предназначались для другого — они давали черное масло — нафту, которым можно было заправлять на ночь светильники, и они при этом горят долго и ярко — почти без копоти.
Что касается свежего мяса, сыров и всевозможных специй, то Калистан был богат этим как никакое другое государство мира не было богато со дня сотворения Вселенной Великим Аллахом, и не будет до того времени, когда уйдет в небытие и Калистан, и другие страны, возникшие на его месте, раздастся звук трубы и шелест крыльев архангела, возвещающего о последней войне всех правоверных, что жили когда-либо в разное время, и которым предстоит воскреснуть в один день с именем Пророка на устах…
Пришло вполне заслуженное Асманом состояние безмятежности. Первое время она действовала угнетающе на короля, энергичного по натуре, да, к тому же, начавшего свою жизнь с обеспечения себя самого и своих, не народившихся тогда еще наследников, престолом.
Но понемногу он привык, увлекся строительством дворцов, заимел несколько красивых наложниц и десяток поэтов. Дабы войско не зажирело, по просьбе воинского начальника устроил небольшой победоносный поход в сопредельное государство. Вылазка закончилась удачно, был даже захвачен тамошний владыка с семейством. Асман его обласкал и обещал снова посадить на трон, но тот король отчего-то быстро зачах в плену и скоропостижно умер неблагодарный. Между тем Асман сдержал слово и посадил на троне его старшего двенадцатилетнего сына, внушив мальчику предварительно, что, мол, и сам он начал править почти мальчишкой. Впрочем, он был в то время по виду не намного старше своего нового вассала. Чтобы юный правитель не наделал глупостей подрастая, Асман оставил при нем опекуна, гарнизон калистанских воинов, да два десятка шпионов.
Потом ему доложили, что невыгодно содержать столько народу в государстве не способном давать прибыль. Асман приказал гарнизон уменьшить наполовину, но зато и дань брать побольше. Потом, спустя несколько лет, была еще война с воинственным Исмаил-шахом, она длилась дольше, и Асману пришлось самому выезжать из столицы ближе к театру военных действий, но и эта кампания завершилась победой.
В треволнениях походной жизни Асман чуть не сделался
Раздраженный суматохой, Асман ощущал, порой, желание казнить принародно парочку своих генералов. Но он не делал этого, срывая злость тем, что просто сёк бестолковых. Он подозревал, что старается зря, война идет как надо, а видимая бестолковость ей присуща, как любому сборищу негодяев, направлять которых, кроме удачи предводителя, могут только воля Аллаха. И земной уклон — ибо он неравномерен, твердь колеблется на спинах трех рыбин и оттого люди стремятся вместе со всем, что есть на земле то в одну, то в другую сторону.
Это была молоденькая крестьянка, каким-то чудом уцелевшая посреди войны с одинаково дикими побеждающими и побежденными, и угодившая с кувшином воды прямо под ноги королевскому коню. В большом селении дислоцировался резервный корпус, состоявший большей частью из малоазиатских добродушных наемников в широких шароварах и суконных фесках. Были тут и абиссинцы — красивые, но совершенно черные мужчины — единоверцы калистанцев, но не признававшие их кожаных панцирей для боя, экипированные доспехами из тростника, с тростниковыми же щитами и с громадными, в длинных жилистых руках, копьями.
Совершенно невозможная здесь со своим глиняным, оплетенным прутьями крестьянским кувшином, девушка как бы материализовалась из невесомой дорожной пыли и, ткнувшись в лошадиную грудь, скользнула по влажному боку скакуна, вскрикнув, выронила кувшин, а сама ухватилась за стремя, за одежду, за ногу Асмана мягкими, но цепкими пальцами. Она тут же зажмурилась, но за мгновение до этого, Асман успел разглядеть ее глаза с синеватыми белками, в которых бездонно чернели расширенные от ужаса зрачки с карей, тоненькой вокруг них радужной оболочкой. И все это сразу исчезло под складчатыми, как дорогая ткань веками и ресницами невероятной длины, к которым отчего-то совершенно не приставала дорожная, окутавшая все пыль, они были влажными и прохладными как ночной мрак. В глазах этих пряталась невинность, а ресницы были порочны и походили толи на лепестки черных цветов, толи на крылья сумеречной бабочки.
Асман натянул узду, и первым его движением было, когда конь остановился, наклониться к этому лицу с ресницами и поднять складчатые веки, чтобы увидеть еще раз что-то там, в глубине черных зрачков. Но, протянув к ее глазам руку, он прервал начатое движение на половине, вспомнив, что бабочки требуют осторожности. И решил подождать, пока ресницы поднимутся сами. Но девушка, замершая на его стремени, похоже ни за что на свете не желала открывать глаза и, только ее сердце гулко колотилось о железный наколенник всадника. Король чувствовал в доспехе, что он попал ногой во что-то мягкое и податливое, метал доспехов входил туда плавно, не повреждая.
Наконец, веки дрогнули, зашевелились и начали подниматься. Гарцевавшая вокруг короля свита беспокоилась и ждала распоряжений, телохранители готовы были оттащить девицу, но Асман, не глядя ни на кого, рукой остановил их, а сам продолжал наблюдения за изменениями на юном лице, замершем на уровне его бедра. Он не замечал красиво или нет сие новое лицо, хотя уже видел, что оно обрамлено темно-каштановыми волосами, слегка вьющимися и мягкими на вид, что бросалось в глаза среди смуглого, жестковолосого окружения короля.