Охота на глухаря
Шрифт:
– Да, видел, – кивнул Никита. – Троих.
– Троих? – удивился Гуров.
В этот момент равномерный шум внизу изменился: голос Угланова стих, послышались отдельные голоса, они стали слышнее, словно говорившие переместились из гостиной в холл.
– Что, семинар кончился? – спросил у Никиты Лев.
– Да, сейчас люди будут разъезжаться, – подтвердил тот.
Гуров обратился к Ожогину:
– Давай, лейтенант, ступай к хозяину. Пусть откроет свой кабинет и отдаст тебе ружье, с которым сегодня ходил Никита. Оформишь акт выемки,
Старший лейтенант отправился выполнять распоряжение, а Гуров вновь повернулся к Никите:
– Интересно, кто же были эти трое?
– Я не хотел ни с кем встречаться, поэтому пошел в поселок не по той тропе, которой мы обычно ходим, а по другой, ближе к озеру, – начал свой рассказ Никита. – Эта тропа идет среди кустов, и я решил, что, даже если кто-то будет идти в поселок по главной тропе, он меня не увидит. А я его буду видеть, потому что главная тропа идет среди сосен, подлеска там нет. Так и вышло. Я шел быстро и вначале догнал этого маленького… ну, он вроде бизнесмен…
– Петелина? – подсказал Гуров.
– Ну да, его. Он шел не торопясь, и я вскоре его обогнал. Тут я заметил на тропе банкира Суржикова. Тот шел с такой же скоростью, как и Петелин. Получалось, что они шли друг за другом, даже не догадываясь об этом, я еще подумал, что это как-то забавно…
– Хорошо, а кто был третий?
– Вообще-то он был не третий, а первый. Я его увидел, как только вышел со своего пятачка. Точнее, даже не вышел, а только собрался выйти, но, увидев человека, решил задержаться, я же говорил, что не хотел ни с кем встречаться.
– Так кто это был?
– Сначала я думал, что это Петелин – у человека куртка была похожая, черная. Потом понял, что этот вроде выше. Я видел его все время со спины, и очень короткое время – он уходил от озера и вскоре скрылся в лесу.
– Он шел в поселок?
– Нет. И это мне показалось странным. Он шел напрямик через лес куда-то правее поселка. И по дороге все время взмахивал рукой – будто разбрасывал что-то. Я решил, что у него осталась еда, он не хочет нести ее домой, вот и выбрасывает.
– А его лица ты, значит, не видел?
– Нет, лица не видел. Он стоял спиной, да и темно уже было.
– Так этот человек вышел из камышей, как и ты?
– Да, он был в камышах, видимо, недалеко от меня.
– То есть он тоже охотился?
– Нет, вряд ли. Ведь ружья у него не было.
– Точно? Ты не ошибаешься?
– Ну, как можно не заметить ружье? Нет, не ошибаюсь, не было. Была какая-то сумка, на боку висела, и все.
– Так… А раз он не охотился, то и его выстрелов ты не мог слышать, хотя он стоял, как ты говоришь, совсем недалеко от тебя.
– Да, выстрелов не было. Хотя… погодите… – Молодой человек задумался. – Был такой момент, уже в конце охоты… Я выстрелил, и звук был такой… необычный… Словно я выстрелил сразу из двух стволов. Я даже проверил, но нет, второй ствол оставался заряженным. Так что, возможно, выстрелили рядом со мной, а я не понял.
– Хорошо… Пожалуй, на сегодня пока все. Сейчас придет старший лейтенант… – Гуров не успел договорить, как на лестнице раздались шаги, и появился Ожогин. В одной руке он нес ружье, а в другой – двух уток.
– Вот моя добыча, – заявил он, кладя все на стол. – Акт выемки на «беретту» я уже составил, Угланов подписал. Уток тоже оприходуем?
– Нет, утки останутся здесь.
– А он? – Ожогин кивнул в сторону Никиты. – Повезем в Каширу, будем оформлять задержание, потом арест?
– Нет, не будем. Возьми с него подписку о невыезде, этого пока достаточно.
– Вы уверены, товарищ полковник? – засомневался Ожогин. – Ведь он…
– Уверен! – прервал его Гуров таким тоном, что старший лейтенант сразу перестал возражать, сел за стол, подвинул лежащих на нем уток, достал бланк и стал оформлять подписку о невыезде. Закончив, он дал подписать документ Никите, отдал ему копию, потом забрал ружье, и они с Гуровым спустились в холл, где их уже ждал Угланов.
– Старший лейтенант сказал мне, что случилось, – обратился он к Гурову. – Как же так? Мы столько вместе охотились, ничего не происходило, и вдруг… Я уверен, что Никита к этому не причастен. Он мальчик очень хороший. Вчера, правда, вспылил, это с ним случается, но чтобы хладнокровно подстеречь, убить – нет, это невозможно!
– Хорошо, мы разберемся, – пообещал Гуров. – Интересно, а вы с Никитой обсуждали вчерашний инцидент?
– Да, вчера же поговорили, – кивнул Угланов. – Я ему сказал, что нельзя так поддаваться эмоциям, что это противоречит всему, что я внушаю на своих занятиях. Он со мной согласился.
– Понятно… А вы сами, конечно, весь сегодняшний вечер были здесь и никуда не выходили?
– Ну да. Я же веду тренинг и все время нахожусь здесь, со своими учениками.
– Но ведь вы делаете перерывы?
– Да, но очень небольшие, минут пятнадцать, самое большее.
– Других ружей, кроме этой «беретты» и «тулки», в доме нет?
– Могу вас заверить, никакого другого оружия я не держу.
– А сам Никита не мог пронести в дом ружье без вашего разрешения?
Угланов минуту подумал, потом решительно мотнул головой:
– Нет, невозможно. Ведь у него нет отдельной комнаты, он живет в одной комнате с другим моим учеником, Сергеем. Он здесь, вы можете с ним поговорить и даже осмотреть их комнату. Правда, уже поздно, но ради такого случая – пожалуйста. Но только никакого криминала вы не найдете. Нет, я уверен, ничего такого не было.
– Что ж, я, пожалуй, воспользуюсь вашим приглашением, – сказал Гуров. Повернувшись к Ожогину, он распорядился: – Давай, лейтенант, езжай к себе в Каширу, проводи экспертизу. Завтра утром я жду тебя обратно. И не одного – привези с собой человек пять крепких ребят. И пусть возьмут с собой болотные сапоги.