Охота на канцлера
Шрифт:
Фон Мольтке предупредил по телефону Кунигунду: «Сегодня у нас гость. Подумай об обеде».
Положив трубку, Кунигунда подошла к окну. Ветер гнал к берегу сизые волны. Над ними мелькали белые пятнышки чаек. Время от времени птицы выхватывали из воды рыбешек. Если они не успевали быстро проглотить их, между чайками начинались драки. Менее удачливые птицы старались лишить своих собратьев законной добычи.
«Надо угостить гостя рыбой!» — решила Кунигунда и, тряхнув колокольчиком, вызвала служанку Берту. Предки Берты триста лет назад связали свою судьбу с дворянским родом фон Мольтке. Они служили конюхами, дворецкими, псарями, камердинерами, постельничими. Сейчас же, когда фон Мольтке лишился поместий с их полями, конюшнями, псарнями, охотничьими угодьями, Берта одна легко справлялась с обязанностями служанки.
Выслушав Кунигунду, кухарка высказала ряд дельных предложений. Фрау фон Мольтке одобрила их, и Берта ушла на кухню. А жена министра направилась в свою комнату и распахнула створки шкафа с одеждой.
— Сколько нам потребовалось времени, чтобы добраться сюда? — торжествующим тоном спросил фон Мольтке.
Майор Мюллер бросил взгляд на часы.
— Двадцать пять минут. Честно говоря, я не знал, что поезд на магнитной подушке идет так быстро…
Скоростной поезд доставил их в Хузум. А оттуда на остров Фер перевез принадлежащий министерству обороны и вооружений катер на воздушной подушке.
— Кунигунда! — позвал фон Мольтке.
Майор Мюллер, зажав в правой руке большой букет гвоздик, нервно оправил безукоризненно выглаженный мундир. Мельком глянул на себя в зеркало. Майор не сомневался в своей способности нравиться женщинам. Но перед встречей с женой министра оробел, как юноша, идущий на первое в своей жизни любовное свидание.
Вышедшая в гостиную Кунигунда невольно замерла на пороге. Перед ней с огромным букетом гвоздик стоял тот самый стройный офицер, которого она раньше уже где-то видела.
— Майор Мюллер, — представил гостя фон Мольтке. — Консультант моего министерства.
Летчик поцеловал Кунигунде руку и вручил цветы. Он заметил, что рука женщины дрогнула от волнения.
— Стол накрыт, — раздался голос Берты.
На льняной скатерти, вышитой золотом, сотканной еще в начале XIX века искусными мастерицами, среди хрусталя и фарфора стояли три массивных серебряных подсвечника. В них оплывали воском высокие белые свечи.
Фон Мольтке разлил «Рейнрислинг» по высоким старинным бокалам:
— За нашу встречу! Я рад принять в своем доме истинного патриота Германии.
За коктейлем из крабов и салатом последовало блюдо «матьесхеринг» — селедка с отварной в мундире картошкой. «Матьесхеринг» полагалось сдабривать большим количеством сливочного масла.
— Можно, я открою окно? — спросила Кунигунда.
Ее лицо горело. Она чувствовала: эта встреча с майором Мюллером — перст судьбы. Кунигунда представила себя в постели с летчиком и блаженно закрыла глаза. «Он будет великолепным любовником, — пронеслось в ее голове. — Именно таким, какой мне нужен».
— Конечно, открой!
Стекло отошло в сторону и столовую заполнил запах цветущих роз.
— Остров Фер примечателен самым мягким климатом, — заметил фон Мольтке. — Здесь даже зимой цветут розы…
Когда с «матьесхеринг» было покончено, Берта водрузила на стол блюдо с десятью сортами сыра, вишневый торт и два серебряных кофейника. Кунигунда разлила кофе, предложила Мюллеру сливки.
Затем мужчины закурили сигары, и Отто ласково предложил жене:
— Оставь нас, дорогая. Мужской разговор…
…Прощаясь, летчик снова поцеловал руку прекрасной министерши. Фон Мольтке проводил его до машины, которая должна была довезти майора до пристани.
— Жду тебя завтра у себя, — напомнил фон Мольтке Мюллеру.
— Очень приятный молодой человек, — проронил Отто, туша с помощью дистанционного переключателя свет в спальне. — Настоящий патриот. Всерьез озабочен будущим Германии. Таких молодых людей осталось теперь, к сожалению, немного, — вздохнул он.
Кунигунда чистосердечно ответила:
— Он мне тоже очень понравился.
Польша (Варшава)
Выскочив из автобуса, Лех глубоко вздохнул и почувствовал, как его легкие наполнились пропитанным выхлопными газами сырым воздухом. Он с отвращением сплюнул и поспешил войти в здание своей редакции. В кабине лифта Мазовецкий столкнулся с пожилым репортером Лешеком Панкратом.
— Ну и воздух на улице, — не удержался Лех. — Словно в газовой камере.
— При коммунистах, — покачал головой Панкрат, — Варшава была чище. Такова цена экономического прогресса! В этом месяце промышленное производство выросло у нас еще на два процента. Как видно, по итогам года рост составит аж тридцать процентов. Японцы будут от зависти кусать себе локти.
— Не будут! Просто посмеются над нами. Кому нужен прогресс и экономический рост, оплаченный нашими собственными жизнями?
Денег для организации покушения на Фишера явно не хватало. Настроение у Леха было отвратительное.
В комнату, где работали фотографы, зашла секретарша и протянула Леху записку:
— Вас просили позвонить по этому телефону.
— Сказали кто? — начал было спрашивать Лех, но осекся.
На пожелтевшей бумажке был записан номер домашнего телефона Бальцеровича. У Леха пересохло в горле. «Случилось что-то экстраординарное, — подумал он, выбегая из комнаты. — Главное — не впадать в панику…»
От подъезда дома, в котором располагалась редакция «Сейчас», ближайшая телефонная будка отстояла на пятьдесят метров. Лех преодолел это расстояние за несколько секунд. Пальцы дрожали, и монета никак не хотела лезть в щель телефонного аппарата. «Успокойся», — приказал себе Мазовецкий. Наконец монета упала в металлический корпус.
Тадеуш сразу взял трубку.
— Лех, мне пришла в голову великолепная идея! — радостно закричал он. — Надо обратиться за помощью к кардиналу Варшавы Кемпу! Он известен как ярый антигерманист и уж, конечно, не откажется помочь в нашем богоугодном деле.