Охота на крутых
Шрифт:
– «Амаретто»! – невольно вырвалось у тех, кто его хорошо знал.
– А как же! – гордо подбоченился дед. – Мы ежели чего хлебаем – то на постоянку! Расселись за столом, разлили по чайным чашкам.
– Так на чем мы остановились? – обратился Борис к Геку.
– Кто кому и в чем будет помогать!
– Один момент? – Игорь придвинулся ближе к Борису. – Ответь мне еще на такой вопрос: как фамилия второго «опера» на допросе Славкиного отца, ну того, который внучку хотел психичкой сделать?
– А зачем тебе? – враз потух Борька, затем махнул рукой. – Да что там, все равно узнаешь! Вольвак его фамилия.
– Как я и предполагал. – Гекова улыбка не предвещала ничего хорошего. – Знаете, какое у меня предложение? Поспать сегодня, а с утра разобраться, что к чему!
На том и порешили...
Расходясь по комнатам, не заметили вокруг ничего подозрительного. Да и не могли заметить: постоялец тетки Катерины в доме напротив, квартирующий у нее третью неделю, наблюдал за ними в бинокль с инфракрасной оптикой, лежа
– Алло, шеф, птички в гнездышке! Повторяю – птички...
– Пошел на хрен! – перебил его грубый голос. – Говори по русски – все собрались?
– Даже с избытком! Пара незнакомых – девка и мужик!
– Ну и ладно, фиг с ними! С утра начинайте операцию. Только дайте им хорошо выспаться, а то припрете с петухами... Бабу обработали?
– Еще неделю назад! Согласилась на все сто – ей теперь боязно одной ночевать!
– За ценой не стойте! Знаю я вас, живоглотов – за копейку удавиться готовы! Если не выгорит дело – лучше на глаза мне не показывайтесь – шкуры на барабан посдираю! Все!
Жорик Чичев, по кличке Чич, со вздохом сложил трубку, засунул ее в пластиковый пакет рядом с биноклем и затолкал пакет поглубже в сено. Везет же некоторым – у кого бабок валом! Этот вот, с которым только что базарил, заведет сейчас тачку свою и рванет в город – по хорям. А завтра днем отсыпаться будет в теплой постельке с гидроматрацем. Ему же с корешками предстоит завтра занудная и нервная работа – отчаянно торговаться с хозяйкой дома напротив за право его обладания. Шеф выделил сто «лимонов». И на покупку усадьбы и на все прочие расходы, включая и накладные. Но столько харь напоить и прокормить... Дело в том, что, кроме Чича, в станице «работали» по этому варианту еще шесть человек, по предварительной версии – бригада «шабашников», прибывшая в бывший колхоз, а ныне акционерное общество, якобы для строительства корпуса нового телятника. В действительности же все семеро любыми путями должны были уговорить тетю Дуню, супружницу пропавшего без вести Ивана Федоровича Гребова, поскорее продать участок с домом, садом и виноградником. На кой хрен шефу эта хаза, когда у него своих две дачи, никто из них спросить не отважился. Надо – значит, надо!
Почву для более гладкого урегулирования вопроса купли‑продажи Жорик стал подготавливать уже через два дня по прибытии в станицу, не дожидаясь основной бригады. Суеверных на Кубани, надо сказать, еще полным‑полно, и тетка Дуня не была исключением из их числа. После трех месяцев бесплодных хождений по различным инстанциям в поисках пропавшего мужа она стала плохо спать: по ночам в пустом огромном доме слышались подозрительные охи, вздохи, различные шорохи и стуки... А однажды, дрожа под одеялом, она расслышала в соседней комнате шарканье и старческое покашливание... Объяснение, конечно, существует для любых мистических проявлений: если долго прислушиваться в темноте, чего‑то страшась и ожидая увидеть, то в результате притока адреналина в кору головного мозга эта чертовщина обязательно примерещится. Так было и в этом случае: потрескивание обоев на стене в совокупности с едва уловимыми шорохами, производимыми по дому котом Васькой, были приняты тетей Дуней заявление покойного мужа (что Гребов мертв – подсказывала ее душа). Так что к приезду Чича она была уже наполовину готова продать усадьбу и перебраться жить к сестре, которую ее благоверный сделал вдовой через десяток лет после свадьбы, сгорев от страстной любви к «зеленому змию». Вдовам, конечно, веселее было коротать жизнь вдвоем. Беспокоили до поры до времени тетю Дуню лишь Неустроенные дед Федя и Славка, которые в это время были заняты какими‑то делами на побережье Черного моря.
В конце концов, она решилась – отправила им письмо с подробным описанием того, что случилось, и просьбой посоветовать – как поступить с домом. Подтолкнула ее к письму вовсе не жажда денег, хотя деньги для потомков казаков никогда лишними не бывают по причине их постоянной нехватки. Дело в том, что последние две недели кошмары по ночам стали являться с завидным постоянством: сперва что‑то скрипело и постукивало в окна, затем однажды, уже под утро, во входную дверь забарабанили.
Тетя Дуня спросонья бросилась к ней, откинула крюк и... в открывшийся проем вместе с серым утренним светом ввалился замшелый почерневший кладбищенский крест. Хозяйка с воплем скаканула через него и как была – в одной рубашке – понеслась по улице к сестре, распугивая идущих к пастбищу коров. Когда сестра Маня, отпоив прибежавшую валерьянкой, потребовала объяснений ее неглиже – выложила все, как есть – про полтергейст. Маня, конечно, мало поверила ее объяснению, потому как третий год жила без мужа и ничего такого ей не являлось, так она и сказала единокровной родственнице. Оскорбленная таким недоверием тетя Дуня сразу пришла в себя и заявила сестре, что если бы у нее, как у некоторых, было на каждую ночь по станичному хахалю‑кобелю, ей некогда было бы следить за разными там явлениями. Но так как она, опять же не в пример некоторым, верна навеки памяти своего Вани, то... Короче, помирившись, сестрички сошлись на том, что пару ночей Маня проведет у Дуни и если рассказы той не подтвердятся, будет хлопотать о переводе ее в стардом – благо переводиться недалеко – здесь же, в станице. Однако уже на следующую ночь от идеи стардома пришлось отказаться: в открывшуюся внезапно дверь спальни важно вошел... светящийся человеческий череп, с жужжанием пробежался под кровать, на которой тряслись от страха обе сестры, затем вернулся к порогу и исчез за ним. Дверь захлопнулась, зато раздался стук в окно. Тетя Дуня и Маня перевели квадратные глаза туда и, заорав от ужаса, стали рвать другу друга одеяло: в ярком лунном свете снаружи стоял Иван Федорович и приветственно делал им ручкой. На этом кошмар закончился, но перебраться сестрам пришлось в другую комнату: спать на мокрой перине не очень‑то приятно...
Как только чуть разъяснилось на дворе, они дружно перетащили вещи Дуни к Мане, которая жертвовала в этом случае личной жизнью – мужиков она любила поболе, чем ее покойный супруг первак из патоки. Но в сарае было полно сена, и эта проблема отпала как‑то сама собой. А зимой... впрочем, Маня была оптимисткой...
Жорик от удовольствия чуть не запил – ведь он на девяносто процентов сделал работу всей «бригады» – значит, бабки остальные – его. Ну, поставит ящика три‑четыре «Российской». Ну, закусь там, то‑се! Опять же бабцы! Но если он договорится по дешевке с этой долбаной вдовой, на которую потратил столько сил и энергии... Ха, фокус с ниткой, иголкой и канифолью, конечно, известен любому дурню: воткнул иглу в переплет окна поближе к стеклу, к игле – длинную нитку в ушко привязал... И сиди себе за углом, води по нитке канифолью. Душу выматывает, между прочим!
Зато потом, когда крест с кладбища пер, намаялся! Хорошо, всего один мужик по дороге встретился, да и тот – в стельку. Заматерился, попробовал перекреститься – рукой мимо рожи промахивается. Плюнул и пошел дальше – как бык... это... отлил, одним словом! Проспится – забудет!
Сложнее всего было на завершающей стадии: череп выпросил у кладбищенского сторожа – он в нем «бычки» гасил недокуренные, фосфору – у местной «химички» – мазать якобы поплавки для ночной рыбалки, а вот за детской радиоуправляемой моделью автомобиля пришлось аж в Краснодар сбегать! Зато какой эффект?! Ну, а с образом покойного Гребова – проще простого! Фотографией шеф снабдил каждого – чтобы хозяйке его представиться вроде друга по бывшей работе в забое. Остальное – дело техники: немного грима, парик и – никакой одежды! Не привык, правда, перед двумя бабами – нагишом да без продолжения... Ну да ничего – для пользы дела можно и потерпеть! А сейчас терпеть не хотелось. Две недели полового воздержания давали о себе знать: Жорику уже минуло двадцать семь – мужик в соку, «качок» – в городской местности он себе не позволял и трех дней пропускать «вхолостую». И если бы не приказ шефа – вплотную заняться «делом», забыв обо всем остальном, да не маячившие в перспективе крупные, очень крупные бабки, – он бы уже семенил не одну станичную «телку». А сегодня можно. Дело, считай, сделано, клиент морально подготовлен... Правда, старик этот – свекор да пацан‑сынок приплелись... Так у них свое жилье – у одного в Швеции, у другого – где‑то в Грузии или Абхазии. На хрен им квартира в какой‑то станице, пусть даже родимой?!
С такими мыслями Чич топал по ночной улице, все более приближаясь к колхозной овчарне на ее окраине, которая находилась по соседству с СТФ – свинофермой. На территории овчарни был выстроен большой кирпичный дом для обслуживающего персонала, в который администрация акционерного общества
временно поместила бригаду «шабашников». Подход к этому дому со стороны станицы был один – по неширокой, метра в три, перемычке между двумя отстойниками – жижесборниками, то бишь глубоким вонючим котлованом правильной четырехугольной формы, в который стекала жижа с очистных фермерских транспортеров. Там она годами и отстаивалась, постепенно испаряясь и высыхая. Чич, зажав нос, галопом перелетел плотину, и вскоре стоял у дверей дома. Сразу было ясно – идет большой «гудеж»: во всех комнатах – яркий свет из‑за занавесок, вовсю наяривает кассетник, а песни перемежаются плотным матом... Жорик распахнул дверь и... еле устоял на ногах: клубы табачного дыма, перемешанного с кислым тяжелым запахом застолья и вонью нестираных носков швырнули его назад. Но сзади напирал «духан» отстойников, а из двух зол выбирают меньшее – он решительно шагнул внутрь, профессиональным «зэковским» взглядом охватывая сразу все: простой дощатый стол, уставленный бутылками и закусью, кодляк шабашников за ним, их бригадира Хачика, почему‑то стоящего и отчаянно жестикулирующего и... девчонку лет тринадцати в голубых джинсах, шикарной замшевой укороченной курточке – неподалеку от него.
При виде Жорика спор будто обрезало. Он был среди них «авторитетом» – у него «казна», за ним – полномочия шефа.
– Ба, какие люди – и без наручников! – раскинув радушно грабли, Хачик шел обниматься.
– Ша! – отстранил его Чич. – Сначала объясни, что это за элемент? – указал взглядом на девчонку.
– Падлой буду – не знаю! – Хачик смущенно отступил. – Две минуты перед тобой зашла! И с порога – базар за «травку»! Еще даже не познакомились!
– Ты кто такая, откуда? – Чич шагнул к девчонке и едва взглянул на нее, сразу все понял. Круги под глазами очень симпатичного личика, трясущиеся пальцы, нервное подергивание плеч... Ее «ломало» самым натуральным образом.