Охота на купидона

Чалова Елена

– Бедная ты моя. – Марк обнял жену. – Как же ты намучилась! Не пущу больше никуда одну.

Лана возражать не стала, просто прижалась к нему и немножко похлюпала носом.

– Прежде чем вы увлечетесь утешениями так, что мне придется спасаться бегством, – не без сарказма заметила тетушка, – я бы хотела все же обратить ваше внимание, что надо что-то делать с этим голопопым источником неприятностей.

Все трое уставились на статуэтку.

– Я позвоню Стасику. Он должен сам приехать и забрать свое добро. Только пусть не думает, что я спущу его крале удар по голове. Он мне должен.

Марк, не откладывая дела в долгий ящик, набрал номер родственника из Черновцов и, пользуясь тем же простым и понятным всем русским языком (Лана поморщилась, вспомнив времена, когда работала юристом в охранной фирме – вот она там наслушалась), объяснил, что Стасик может приехать и забрать свое имущество, но Марк, понесший моральные и материальные потери, желает получить компенсацию в сумме…

– Нет наличных? Так я отпилю от пацана кусок и реализую сам… Ну, как знаешь, могу и подождать. И, Стасик, я уже позвонил дяде Алану и теперь, когда всем известно, от кого были неприятности, я надеюсь, ты постараешься, чтобы ни с кем из нас ничего не случилось… Вот и молодец.

Марк повесил трубку, не прощаясь, и откинулся на подушки.

– Вот и ладно, – подытожила тетушка. – А я пока уберу безобразника с глаз долой. Отдыхайте.

Она унесла купидона и засунула его обратно в чемодан Ланы.

Настя, утомленная дорогой, в разговоре участия не принимала. Она вообще оказалась не в курсе истории с амурчиком, потому что Лана, опасаясь за дочь, предпочла не рассказывать ей ни о злоключениях Марка в России, ни о собственных

ночных похождениях в окрестностях Кельна. После приезда в парк-отель Настя, поздоровавшись с Марком и заглянув к малышам, ушла в спальню, забралась в кровать и по скайпу общалась с Лизкой, сперев для этого ноутбук Марка.

Из разговора выяснилось, что в Израиле жарко и жлобов меньше не стало, братец достал капитально, мама Циля села на диету и потому дома даже есть нечего, кроме вареной курицы и тушеных овощей.

Настя, в свою очередь, поведала подруге, что в Кельне было круто, собор – мечта художника, в их гостиничном номере нашли труп («Гонишь ты, Настька!» – «Маму мою спроси!»), из этого дома для детей и престарелых, куда они заехали, надо смываться, пока не начали кормить с ложки и пичкать кислородными коктейлями.

В конце концов было решено, что если Настя сможет выбраться в Москву, то, поддерживая друг друга, девочки смогут пережить тоску и скуку, неизбежно грозящую в летнем городе всем, кто уже много чего хочет, но в силу несовершеннолетия не все может.

Тем более что продержаться нужно всего ничего, каких-то несколько дней, а потом их ждет Крым.

– Смотри, – говорила Лиза, переславшая подруге подробную карту Крыма, – наш лагерь находится в районе Алушты. Есть несколько мест, где потенциально может находиться храм… Во-первых, у поселка Береговой есть мыс Ифигении. Она была дочерью царя Агамемнона и жрицей.

– Погоди… – Настя, которая вместо карты Крыма рассматривала фотки, выложенные Максом Вконтакте, судорожно принялась воспоминать историю Древней Греции. – Агамемнон был царем Трои. Разве Троя в Крыму?

– Нет, Троя тут вообще ни при чем, и вообще, откуда у тебя отметки в дневнике приличные, я не понимаю! Троей правил… этот, как его… Ну, в общем Агамемнон был наоборот – вождем тех греков, что на Трою напали. И где-то по дороге он имел несчастье застрелить лань, за что на него обиделась богиня Артемида. Она всячески пакостила Агамемнону, и тот решил принести в жертву богине свою дочь Ифигению, чтобы прекратить несчастья.

– Козел какой, – высказалась Настя.

– Это да… Так вот, уже на жертвеннике Артемида заменила девушку на лань…

– Опять лань?

– Настя!

– Ладно, я больше не буду…

– А Ифигению – внимание! – Артемида унесла в Тавриду («Для тупых: Таврида – древнее название Крыма» – «Сама тупая!») и сделала жрицей в своем храме.

– Который находится…

– Вот тут возможны варианты, – честно сказала Лиза. – Кто говорит, что храм был в Партените, кто – на мысе Фиолент у Балаклавы, кто – на этой самой скале. И есть еще некий склеп Деметры, который тоже нужно иметь в виду, потому что Деметра – богиня плодородия и ее можно рассматривать как одно из воплощений Исиды.

– Слушай, а та карта, что мы привезли с Корфу… на ней ведь есть изображение головы и рядом рога. Может, это храм?

– Может… А может, пастбище или базар, где торговали скотом. Думаю, на месте будет проще определиться. Но я еще тут почитаю и подумаю… – торжественно пообещала Лиза.

– Настя, иди завтракать!

Девочка вздохнула: по утрам елось плохо, но мать в этом отношении придерживалась прямо-таки старозаветных принципов: хоть чашку чаю с тостом или ломтиком сыра, но съесть обязательно.

Из соседних комнат неслись жизнерадостные вопли близнецов. Увидев Настю, они пришли в еще больший восторг, и парк-отель некоторое время находился под угрозой разрушения, как известный по Библии город Иерихон, павший от звуков вражеских труб.

Стратегически правильным маневром было предложить детям завтрак. В отличие от Насти, отсутствием аппетита они не страдали, и, пока молодежь питалась, взрослые получили некоторую возможность разговаривать, не повышая голоса.

– Мам, мне надо в Москву, – заявила Анастасия, помешивая йогурт.

– Еще чего, сиди здесь, – отрезала Лана.

– Мам! Я уже с Лизкой договорилась!

– Нет!

– Дорогая, – осторожно заметил Марк, наблюдая, как мышцы лица Насти на секунду застыли в нерешительности: то ли разреветься, то ли рассердиться. – А почему бы нет? Я вызову машину, Настю отвезут до подъезда. Поставим в известность Цилю, она, ты же знаешь, человек надежный. Вместе девочкам будет веселее…

– А ты, детка, попробуй уговорить Цилю приехать сюда или хоть Лизу отпустить, – вмешалась тетушка. – И на воздухе будете, и под присмотром.

– Да, – поддержал Марк. – Тут есть бассейн, корты, тренажерный зал…

– Прекрасный пленэр, – добавила тетя Рая.

Настя реветь передумала и, шмыгая носом, вопросительно смотрела на мать.

– Делайте что хотите! – Лана, чьи нервы еще не пришли в порядок после всего пережитого, развернулась и ушла из столовой, так и не позавтракав.

Глава 9

– Ты не подруга, а чума, вечно приносишь какие-то неприятности, – мерзким голосом заявила Лизавета.

Она скучала. Ожидания, связанные с приездом подруги, не оправдались. Выяснилось, что Анастасия под домашним арестом и мама Циля безапелляционно заявила, что из дома девочки одни не выйдут. Только с ней, Цилей, или Настиными родителями. Но взрослым сейчас некогда, а потому: посидите пока, займитесь чем-нибудь. А чем заняться-то? Может, Лизу и не тянуло бы так на улицу, если бы не хорошая погода да не запрет. Настьке хорошо, она всегда при деле: карандаш достала, бумажку какую-никакую нашла и сидит рисует.

– Сама такая, – беззлобно отозвалась Анастасия. Она и правда рисовала: из инкрустированного столика, морской раковины, переливавшейся всеми оттенками розовой нежности и бронзовой статуэтки, получилась живописная натура, и Настя взялась за натюрморт. – Чего ты ноешь? Небось не скучнее, чем в кибуце.

– Ты кибуц не трогай! – вредно заявила Лиза, хотя сама десять минут назад ругала упомянутое заведение весьма творчески. Но то было десять минут назад. С тех пор новости кончились, и в комнате установилось молчание, нарушаемое шуршанием карандаша и приглушенными звуками боев, доносившихся из комнаты младшего брата.

– Настька, мне скучно! – взвыла Лизавета. – Это же уму непостижимо: предки опять во что-то вляпались, а мы тут сиди под домашним арестом!

Она подошла к окну и прижалась лбом к стеклу. За окошком цвело пыльное московское лето. Детские площадки населены малышней, клумбы утыканы цветами (дорогостоящие забавы московского правительства, приносящие кое-кому немыслимые прибыли), солнце отражается от свежевымытых стекол машин и больно бьет по глазам. Но все же это лето, и провести его хотелось так, чтобы осенью не было мучительно больно за бесцельно потраченные каникулы.

– Настька! – Лиза развернулась и сердито уставилась на подругу.

Анастасия оторвалась от натюрморта, оглядела плотненькую фигуру Лизы, которая сейчас удивительно походила на маму Цилю: руки уперты в бока, темные волосы по плечам, грудь вперед и на лице выражение боевого слона. «Как-нибудь напишу с нее воительницу Зену», – подумала Настя. Однако сейчас подруга была не в том настроении, чтобы позировать, и девочка примирительно сказала:

– Раз мы с тобой не можем никуда пойти, давай позовем гостей сюда. Позвоним ребятам, узнаем, кто в городе, и устроим вечеринку.

– Вау, Наська, ты голова! – Лизину хандру как рукой сняло. – Пиццу закажем. Тебе какую?

– Все равно.

– Тогда одну с ветчиной и грибами, а другую – с курицей и ананасами. – Лиза мечтательно вздохнула. – Хоть пожрем по-человечески! А то мать со своей диетой меня достала… А как ты думаешь, по такой погоде мороженое они довезут?

– Лучше попросить кого-то из ребят купить по дороге… А кого позовем?

– Да всех, кого найдем! Давай сюда комп…

Циля вернулась домой после похода в группу поддержки худеющих по системе Tight-Knot и еще на лестнице (никаких лифтов!) услышала шум и гам, доносившиеся из квартиры. Сперва она решила, что сын опять включил игровую приставку на полную мощность. Однако, прислушавшись, Циля усомнилась, что битва с монстрами может проходить под песни Леди Гаги. Она торопливо повернула ключ, распахнула дверь и попятилась, оглушенная вырвавшимися на свободу децибелами.

Собственно, столь высокая слышимость объяснялась тем, что танцульки имели место непосредственно в холле, перед входной дверью. В остальной части квартиры вполне можно было находиться, не опасаясь за сохранность своих барабанных перепонок.

Миновав

топчущихся на импровизированном танцполе подростков и от растерянности не реагируя на их приветствия, Циля бочком просочилась в собственную квартиру. Оську она нашла в кухне; ребенок счастливо резался в Minecraft и запивал пиццу спрайтом. Отобрав у сына вредные продукты, Циля рванула дальше, держась ближе к стене и напряженно прислушиваясь. Остальная компания нашлась в Лизиной комнате. Кто-то тихо играл на компе, девочки болтали, а великовозрастные обормоты, сдав Оське на растерзание ноутбук, азартно гоняли по полу радиоуправляемые машинки и роботов, сопровождая процесс ржанием и гиканьем.

– Лиза! – не без патетики возопила Циля, замирая в дверях монументом родительского гнева. – Это что такое?!

– Вечеринка, – сердито буркнула девочка, расстроенная появлением матери. – Хотя скорее утренник. До вечера мы бы просто не дожили: сдохли бы либо с голоду, либо со скуки.

– Здрасте!

– Добрый день!

– Здравствуйте, тетя Циля! – на разные голоса загомонили подростки.

Циля рассеянно отвечала на приветствия, а взгляд ее метался по комнате. Семь человек: трое ребят и четыре девчонки. Девчонки сидят на кровати, а мальчики на полу. Циля смотрела очень внимательно и даже принюхалась, однако ничего криминального не углядела: ни выпивки, ни сигарет, ни особой сексуальной активности. Юноши явно больше интересовались возможностями Оськиного технопарка, чем присутствующими девицами.

– Ну… – Циля отмерла и сделала неуверенный шаг назад. – Развлекайтесь тогда, а я… пойду цветы у тети Раи полью.

Через пару часов веселья Настя заскучала. Впрочем, очевидно было, что вечеринка-утренник приходит к своему завершению и компания уже жаждет свежего воздуха. Настя уединилась в ванной и позвонила своему преподавателю из художественной школы. Николай Арсенович был хороший учитель и человек неплохой, но скучала Настя не столько по нему, сколько по Максиму. Однако Николай Арсенович об этом не знал, звонку ученицы обрадовался и сразу стал спрашивать, успела ли Настя переложить свои впечатления на бумагу или холст. За глаза все ученики называли Николая Арсеновича Импрессионистом. Собственная его манера письма соответствовала скорее академизму, однако он часто повторял: «Впечатления, друзья мои! Впечатления – вот основа любого творчества, будь то писательство, музыка или живопись. Только impression дает нам пищу для самовыражения, единственно impression (с непередаваемым французским прононсом) дарит творческие порывы, исключительно Eindruck (лающий немецкий) делает возможным создание шедевров, impression (певучий итальянский) возносит на вершину… Впрочем, на вершину ведет тернистая тропа мастерства, а потому трудитесь, дети мои, чтобы вы могли облечь свои впечатления в достойную форму!»

– Была ли поездка удачной? – спрашивал Импрессионист. – Правда? Ну и чудесно! И собор? Да вы молодец! Давайте я все посмотрю, пока впечатления свежи в вашей памяти. Приезжайте прямо ко мне, вот хоть сегодня.

– Я не могу. – Настя ужасно расстроилась. – Меня родители из дому не выпускают.

– А что такое? Болеете?

– Нет, я здорова, но… Ну, предки… у них бывает, вы же понимаете…

– Ну да… ну да… – Импрессионист не стал спорить. Сам он всю жизнь был верен любви к искусству, не женился, детей не имел, а потому не совсем представлял, что именно девочка имела в виду, говоря о странностях предков, но решил не вдаваться в подробности. Однако девочку жаль, она милая и талантливая, да и работы надо бы посмотреть. И тут его осенила прекрасная мысль. – А знаете, Настенька, давайте я попрошу Максима зайти к вам. Он должен попозже прийти ко мне со своей графикой, так я думаю, он не откажется заглянуть к вам и захватить папку с работами.

– Ой, это было бы здорово! Спасибо вам! – Настина ладошка, сжимавшая трубку, стала влажной. Максим зайдет…

– Скажите мне ваш адрес, – продолжал преподаватель. – Я позвоню Максиму.

Настя торопливо оттарабанила адрес, не забыв сделать поправку на квартиру, потому как местом дислокации на все время, пока не минует опасность или не появятся родители, была определена Лизкина квартира.

Повесив трубку, девочка принялась придирчиво разглядывать себя в зеркале. Прыщей, слава богу, нет. Кожа немного обветрила и зазолотилась легким загаром, отчего на носу выступила пара веснушек. Настя с сомнением оглядела баночки и флаконы, выстроившиеся на полке. Потом заглянула в шкафчик. Ага, ну ясно, косметика Мертвого моря… Грязь для гладкости, водоросли от целлюлита… просто удивительно, как у них там еще хоть какая-то грязь осталась! Вот отбеливающее средство для лица. Настя открыла тюбик и осторожно понюхала. Нет, уж лучше целых две веснушки, чем так пахнуть. Зато она нашла в одном из ящиков коричневую тушь и подкрасила ресницы. Похлопала глазами и решила, что в целом ничего, но, может, голову все же помыть?

Максим объявился довольно скоро. Настя с Лизкой едва-едва успели выпроводить осоловевших от еды и музыки одноклассников и прибрать в квартире. Он возник на пороге, как воплощение девичьей мечты: высокий, светловолосый, с правильными чертами лица и ярко-голубыми глазами; атлетическая фигура облачена в непритязательные джинсы и футболку.

– Привет.

От белозубой улыбки молодого человека у Насти слегка подкосились ноги, но она взяла себя в руки и небрежно кивнула:

– Привет. Заходи.

Тут со стороны кухни в прихожую выдвинулся Лизкин зад, обтянутый блестящими легинсами. Лизавета волокла мешок с мусором, куда девочки покидали все, что осталось от «утренника».

– О! – Лиза выпрямилась, окинула нового гостя не слишком приветливым взглядом и буркнула: – Пиццы не осталось. Но есть мороженое и запеканка.

– Да? Тут еще и кормят? – Максим вопросительно взглянул на Настю. Та кивнула. – Тогда, если вы такие добрые девушки, я с удовольствием что-нибудь съел бы. Только лучше все же сперва запеканку, а потом мороженое. А мешок с мусором – ведь это мусор? – ты оставь. Когда буду уходить, я отнесу на помойку.

Лизка великодушно ушла в комнату, туманно заметив, что ей нужно закончить уборку. И пока Настя ловко управлялась по кухне, молодые люди поговорили о собственных проектах: Настя рассказала о Германии, а Макс – о поездке на Валаам.

– Представь, там через весь остров идет желтая дорога, – говорил он, орудуя вилкой.

– Как в «Волшебнике Изумрудного города»?

– Нет, не из кирпича, а просто тропа, посыпанная крупным песком. По ней паломники и туристы двигаются от пристани к главному храму. Нам с экскурсоводом не повезло, такая бабка вредная попалась. Все вещала про жития всяких святых и бубнила: с дороги не сходить, с дороги не сходить…

– И ты, ясное дело, сошел?

– Конечно! Это же немыслимо – просто пройти мимо такой красоты. Мы с приятелем поотстали, потом нырнули в кусты и за деревья. И пошли в лес. Там так… по-другому. Коричневая вода в озерах. Она чистая, но от торфа кажется страшной и темной. Валуны во мху. Цветы кажутся ярче, чем везде, потому что все вокруг такое суровое. Сосны над головой…

– Здорово! – восхищенно выдохнула Настя. – А с собой у тебя есть что-нибудь?

– Конечно, сейчас покажу. – Он торопливо сунул в рот последний кусок запеканки. – Спасибо! Вкусно. Мои родители уехали, а готовить лень. Так что ты меня просто спасла.

– Это Лизкина мама готовила, – отозвалась честная Настя.

– Но угощала-то ты. – Макс одарил девочку благодарной улыбкой и встал. – Сейчас принесу папку.

– Пошли в гостиную, там окна больше.

Заглянувшая через некоторое время в комнату Лизавета увидела, что «ненормальные художники» сидят на полу, обложившись эскизами, и горячо спорят о светотени и оттенках кобальта, который, с точки зрения Насти, вообще тут ничего не дает, а с точки зрения Макса, позволяет хоть как-то намекнуть на те цвета, что созданы природой.

– Эй, фанатики, мороженое будете или мне можно доесть?

– А? – Максим поднял голову, посмотрел на Лизавету, потом перевел взгляд на часы на стене и вскочил. – О, черт, Импрессионист же ждет! Настя, я с тобой совсем заболтался!

– Да, иди, тебе пора. – Настя по-прежнему сидела на полу.

Максим смотрел на нее сверху вниз. Вот кого он с удовольствием написал бы: светлые волосы по плечам, изящный поворот головы, чудесные глаза… Он принялся собирать работы в папку.

– Может, сходим с тобой куда-нибудь? – Вопрос прозвучал вполне небрежно.

– Давай, – так же легко отозвалась Настя.

– Завтра собирался в Коломенское. Поедешь?

– Ладно. Созвонимся с утра.

Макс уже шел к двери, когда взгляд его упал на композицию подле окна: инкрустированный антикварный столик (временно конфискован из спальни Цили), на нем бронзовый купидон (прихвачен Настей из маминого чемодана как перспективная натура) и большая морская раковина (Лизка купила в прошлом году на рынке в Измайлове).

– Какой пацанчик прикольный, – протянул Макс. – Слушай, можно мне его одолжить? На недельку.

– Бери. – Настя пожала плечами.

Купидон нырнул в бездонную кожаную торбу молодого художника и отбыл в неизвестном направлении.