Охота на купидона
Шрифт:
Суд собрался на большом лугу подле реки. И вдруг все увидели, что плывет по реке белоснежный лебедь и везет за собой золоченую ладью. На ней приплыл прекрасный рыцарь, который победил негодяя Тельрамунда и стал мужем Эльзы. – Голос Евы стал глуше, она уже пару раз зевнула и теперь завозилась, устраиваясь поудобнее.
– Эй, соня, ты должна закончить сказку, – попросил Герман.
– Хорошо… Перед свадьбой рыцарь поставил Эльзе одно условие: она никогда не спросит, как его зовут, и имя рыцаря останется тайной. Герцогиня поклялась, и некоторое время все шло хорошо. Эльза родила своему рыцарю сына. Но злые языки распускали сплетни, и люди не раз и не два спрашивали ее: от кого твой сын? Как можешь ты быть уверена в его благородном происхождении, если не знаешь имени его отца? И не выдержала Эльза, задала мужу роковой вопрос.
На следующий день на том же лугу на берегу реки рыцарь Лебедя всенародно объявил, что имя
Ева вздохнула и тихонько добавила:
– Ты возвращайся… Я ни о чем не спрошу.
Через два часа сидения и стояния под липой у Ланы зуб на зуб не попадал то ли от холода, то ли от нервной дрожи. Но больше всего ее беспокоило неотвратимо светлевшее на востоке небо. Приближался рассвет, а Германа все не было и не было. Куда же, черт возьми, он запропастился, думала она. Если бы его застукали, поднялась бы тревога. Но дом по-прежнему был тих и темен. Тогда куда же делся ее партнер по преступлению?
Когда Герман появился из-за угла дома, Лана уже измучилась так, что не могла ни плакать, ни радоваться. Она молча смотрела на мужчину. Он предъявил ей купидона:
– Этот?
– Да.
– Кладите в сумку.
Лана торопливо запихала амурчика в пакет и вслед за Германом поспешила к воде.
– Что вы так долго? – жалобно спросила она. – Я извелась вся. И светает уже.
– Так получилось.
Она глянула на Германа искоса. Как-то он так забавно выглядит… непонятно – то ли устал, то ли расстроен, то ли еще что. Однако, когда авантюристы добрались до лодки и Герман помогал ей забираться в утлое суденышко, Лана безошибочно определила, что пахнет от него сексом. Ай да грабитель, подумала она. Как это он успел? И с кем? С Евой? Ну, не с купидоном же. Хотя что она знает об этом человеке? Ничего, кроме того, что он сам предложил залезть в чужой дом. «Он, между прочим, предложил тебе помочь», – вякнула совесть. С этим трудно было не согласиться, но все же Лана пообещала себе быть настороже.
Обратная дорога оказалась настоящим кошмаром. Они оба устали, и разговаривать не было ни сил, ни желания. Сперва пешком по воде, а потом на лодке добрались до причала, и Герман так же ловко привязал лодку и запер замок, как до этого проделал все в обратном порядке. Всю дорогу он сам нес сумку с купидоном. На маленькой станции Герман купил в автомате кофе, который хоть немного согрел и его, и продрогшую Лану; она начала уже хлюпать носом. Опустившись на мягкое кресло в вагоне, Лана мгновенно почувствовала, что засыпает. Но сумка с купидоном покоилась на коленях мирно спящего Германа, и она побоялась, что, отключись она на минуту, он просто исчезнет вместе с чертовой статуэткой. Все дорогу она крутилась в кресле, думала о детях, о Марке, не единожды довела себя до слез, и все ради того, чтобы не уснуть. Но вот наконец и Кельн.
Герман очнулся от дремоты. Потянулся и улыбнулся измученной женщине вполне счастливо.
– Вы не сумели подремать? – сочувственно спросил он. – А я поспал и даже почти отдохнул. Давайте я провожу вас до отеля.
Подле дверей гостиницы Герман протянул Лане пакет с ее туфлями и купидоном. Задержав ее руку в своей, поцеловал запястье и сказал:
– Спасибо вам, Светлана. Благодаря вам я пережил одно из лучших приключений в своей жизни.
– Да? – Она растерялась. – Мне оно не показалось таким уж… забавным.
– Всегда можно найти неожиданный угол зрения…
– Знаете, это я должна вас благодарить. Только вот не знаю как…
– Тогда не благодарите вовсе. До свидания. – И, развернувшись, Герман зашагал прочь.
Несколько секунд она смотрела ему вслед, прижимая к груди сумку и чувствуя, как ноет от усталости и пережитого страха все тело. А потом вошла в отель, тихонько пробралась в номер и, запихав многострадального амура в чемодан, нырнула в душ.Глава 8
Само собой, Лана ужасно перетряслась, пересекая границу. Одно дело – везти бронзовую статуэтку девятнадцатого века, снабженную документами, и совершенно другое: везти через две границы статуэтку, из-за которой поднялся такой кавардак! Но все обошлось, купидон ни у кого вопросов не вызвал, и прямо из аэропорта, несмотря на гневные вскрики Насти, Лана взяла такси и прямиком понеслась в подмосковный дом отдыха, где чудесно проводили время ее мальчишки и мучился беспокойством и головной болью Марк.
До парк-отеля они добрались только к десяти часам вечера, и малыши уже спали. Лана тихонько поцеловала одного и второго, вдохнула сладкий детский запах и чуть не разревелась от счастья. Потом она села рядом с мужем и ласково погладила подернутый вечерней щетиной подбородок.
– Горе мое, ты как?
– Чего
– Непременно! – Лана вывернулась из его рук и добавила: – Но прежде чем все мы сможем спокойно спать, надо решить, что делать с купидоном. Я чуть не поседела из-за этой проклятой статуэтки. Кстати, почему из-за нее разгорелся такой сыр-бор? Может, она золотая?
– Платиновая, – злобно отозвался Марк.
– Ага, очень смешно! Марк, рассказывай, тебе наверняка удалось что-нибудь узнать?
– Ну, не столько мне, сколько тете Рае, – скромно заметил Марк.
Лана тут же пересела поближе к новому источнику информации и просительно сказала:
– Тетечка, расскажите мне все подробно, а то мой муж решил, что он Шехерезада. Выдает информацию в час по чайной ложке и то после уговоров.
– Да ради бога! – Тетя Рая, улыбаясь, смотрела на Лану. – Я подумала, что хорошо бы знать, почему мы ищем этого толстопятого негодяя, и позвонила Симе. Сима, конечно, ничего не знала, но очень расстроилась, тем более что Стасик сперва ведь к ней пришел и искал там купидона… Ну, она на него нажала… Оказалось, он по жадности какое-то там имущество на нее записал. Она и говорит: либо ты мне на вопросы отвечаешь, либо сей же час иду к соседу, нотариусу, и все это имущество переписываю на другую родню. Вот и бодайся потом с ними как хочешь!
– Ну? – нетерпеливо спросила Лана, потому что тетушка остановилась, чтобы перевести дыхание.
– Ну, он и сознался… Какой-то бизнес левый у него точно есть, а деньги в банк класть боится: счета могут выследить, дефолт или кризис какой случится, и потеряешь все… Так он придумал собственный банк: покупал понемножку платину, а потом залил ее амурчику внутрь. Там полость специальная внутри туловища.
– То есть как? Правда платину? – Лана вытаращенными глазами уставилась на Марка.
Тот пожал плечами:
– Я же тебе сразу сказал, а ты не поверила.
– Да я думала, ты шутишь… – Лана растерянно замолчала.
– Слушай, а как же тебе удалось его вернуть? – Марк с интересом разглядывал амурчика, которого тетя Рая водрузила на стол и теперь задумчиво крутила так и эдак, покачивая головой и вздыхая.
– Ну, это… такая длинная история, – уклончиво сказала Лана.
– Да? – Что-то в тоне жены насторожило Марка. – Но мы ведь никуда не торопимся, правда?
– Что ты как Мюллер? – возмутилась Лана. – Хорошо, я признаюсь сама, и не надо меня пытать! Я ее украла, ясно? Залезла в дом к добропорядочным немецким гражданам и, как выразилась бы Настя, сперла статуэтку!
– Чего? – Муж вытаращил глаза.
– А что я должна была сделать? Мы улетаем в двенадцать дня. В десять вечера ты говоришь мне, что я должна привезти статуэтку, которую подарила подруге, потому что и ей и нам угрожает опасность. Татка, между прочим, уехала в свадебное путешествие. Я что, должна была заявиться в дом добропорядочных немцев и объяснять им весь этот бред про Стасика и наши приключения? Если хочешь знать, то ты и твоя голова – не единственные пострадавшие в этой истории. В номере гостиницы, куда мы с Настей должны были заселиться, нашли труп. И что-то подсказывает мне, что и тут не обошлось без чертова, то есть Стасикова, купидона. Утром в день отъезда мне пришлось идти в полицию подписывать чертов протокол, и герр Штольман, инспектор полиции, который вел это дело, не без злорадства сообщил, что труп они опознали… Этот человек был гражданином Украины и, хотя года два уже жил и работал в Германии, связей с родиной не терял. За что, думаю, и поплатился.
– Ай-ай-ай, – покачала головой тетя Рая. – Труп – это нехорошо. Стасик совсем опустился.
Проигнорировав этот интересный философский пассаж, Лана продолжала тараторить:
– И тогда я подумала, что не стану ничего объяснять. Я знала, куда они складывали подарки, ночью залезла в дом и забрала статуэтку.
– Тебе повезло, что не поймали, – пробормотал растерявшийся Марк.
– Да уж… не напоминай. Это приключение… похищение будет одним из моих пожизненных ночных кошмаров. – Лана поморщилась и внутренне покаялась, что берет на душу грех не только кражи, в которой соучаствовала, но и вранья мужу. Однако тут она была уверена: ни в коем случае нельзя упоминать Германа. У Марка очень живое воображение, и мысль, что человек мог пойти на преступление ради женщины, с которой его ничто не связывает, вряд ли покажется мужу убедительной. Поэтому Лана продолжала: – Я не горжусь собой, но в тех обстоятельствах я так растерялась и испугалась за тебя… и за нас тоже. Труп в ванной, знаешь ли, вещь малоприятная. А потом я сразу вспомнила, что у Насти украли сумку, когда она рисовала на набережной. Думаю, тоже неспроста.