Охота на маршала
Шрифт:
Тех, кого арестовывала госбезопасность, долго в Бахмаче не задерживали. Сутки, двое, в исключительных случаях – трое, после чего врагов народа отправляли дальше, в Чернигов. Возвращались обратно единицы. Точнее, на памяти Гонты отпустили, разобравшись, только двоих. Остальные пропадали навсегда. Так или иначе, отдельная камера, отгороженная в самом конце недлинного коридора, предназначалась для «клиентов» Аникеева. Своими «подопечными» Гонта мог набивать три оставшиеся камеры до отказа. Впрочем, серьезных преступников здесь тоже держали, а мелкие попадались периодически.
Потому Дмитрий представлял себе, где находится.
Осталось
Лежа вот так, на холодном полу, майор не мог точно определить, что и где именно у него болит. Ныл живот, которому досталось как следует, и оставалось только надеяться – на этот раз костоломы ничего внутри не отбили. А вот по поводу уцелевших ребер иллюзий Гонта не строил: физически ощущал, какие именно повреждены. Гудела голова, мутило, челюсть если не сломали и не вывихнули, то уж точно превратили в один сплошной синяк. Под потолком горела лампочка, забранная для надежности специальной прочной металлической сеткой. Она делала свет еще более тусклым. Но этого вполне хватало, чтобы колоть глаза, – в полной темноте, как показалось Дмитрию, он чувствовал бы себя гораздо лучше. К тому же левый глаз полностью все равно не открывался – заплыл, отдавая резкой болью. Похоже, чей-то сапог сломал или просто крепко прижал один из пальцев правой руки, когда Гонта закрывал от ударов череп. Определить, так ли это, мешала все та же боль, поглотившая его целиком.
И все-таки самого страшного, по убеждению Гонты, пока не случилось и вряд ли свершится в ближайшем будущем.
Мозги не отшибли.
Избитый до полусмерти человек не всегда сможет встать. Тем более – не сорвется бежать вот так, с места. В подобном состоянии никто не способен активно сопротивляться палачам. Даже не всякий сможет подняться, чтобы помочиться. Потому нужно готовиться к тому, что ходить придется под себя, не слишком стыдясь этого. Да, надо признать: сейчас Гонта не мог ничего делать.
Но он мыслит, значит – существует.
Стиснув зубы, постанывая в такт неловким движениям, Дмитрий отодвинулся от лужицы собственной крови еще дальше, подобрался к стене. Оперся плечом, глубоко вдохнул, скрипнув зубами, когда выдох отдался болью сломанных ребер. Помогая себе руками, матерясь сквозь зубы и подстегивая себя этими же словами, осторожно, с третьей попытки сел, опершись спиной о стену. Выровнял дыхание, словно закончил весомый кусок физически тяжелой работы, замер, медленно и постепенно привыкая к боли.
Она впрямь немного стихла. Способность думать, кажется, вернулась окончательно. И хотя мысли хаотично роились, собирать их в единое целое необходимости не было. Ведь вертелись они вокруг одного: что делать ему, Дмитрию Гонте, в ближайшем будущем для того, чтобы уцелеть.
Смерти не хотелось. Разведчик, всякий раз уходивший за линию фронта, как в последний путь, и по возвращении возносивший хвалу своей воинской удаче, не собирался умирать. Точнее – подыхать вот так, после войны. Причем не пойми за что. Его уже обвинили в измене, Коваль запросто это докажет. А самое поганое: Дмитрий понятия не имел, как оправдать себя.
Пожалуй, даже сильнее, чем свое нынешнее унижение и боль, майор переживал острое чувство беспомощности. Да, прочтя документы, в которые Коваль практически ткнул его лицом, Гонта, имевший опыт милиционера, многократно помноженный на опыт разведчика, сложил картинку
Вот о чем он подумал тогда.
Однако теперь, после всего, что уже случилось, Гонта вновь собрался с мыслями настолько, насколько позволяло положение. Еще раз, пусть даже через ноющую боль, Дмитрий прокачал ситуацию. И сложилось несколько выводов, которые пока делали его положение не таким уж трагически необратимым.
Вывод первый: Григорий Ржавский, без всяких допущений, догадался, что везли в том третьем, лишнем вагоне. К тому же ни сам Ржавый, ни майор, а значит – никто в штабе Киевского военного округа понятия не имел, что вагон этот – лишний. Скорее всего, Ржавый вообще ничего не допускал, не утруждая себя подобными глупостями. Другой на его месте бросил бы добычу. Даже поняв, какая рыба попалась в сети. Но к чему она, если ее нельзя продать через барыг или обменять на что-нибудь материальное? Более того – груз не пытались бы уничтожить.
Выходит, главарь бандитов сразу начал строить на этом трофее некий расчет.
Вот почему ящики не нашли в усадьбе. Как и самого Ржавского, ни живого, ни мертвого. Когда Соболь с Борщевским нагрянули в бандитское логово, там уже не было ни Ржавого, ни опасного груза.
Зная своих боевых друзей, высоко ценя их опыт и навыки разведывательно-диверсионной работы, Гонта именно в таком повороте событий не сомневался. Стало быть, не все так плохо, раз в руки Ковалю ничего из содержимого третьего, лишнего вагона до сих пор не попало. Получается, пока, с учетом неожиданностей, вопреки сложным условиям, бывшие разведчики выполняют поставленную задачу по спасению репутации, чести и, как оказалось, жизни маршала Победы. Дмитрий был уверен: он отнюдь не преувеличивает.
Долго находиться в одном положении он не мог. Поворочавшись, поерзав по полу, Гонта постарался устроиться хоть немного удобнее. Прикрыл глаза, так лучше думалось.
Дальше – вывод второй. Иван и Павел наверняка понятия не имеют, во что влипли по его милости. И, что важнее, не представляют, как вести себя теперь. Анна места себе не находит. Борщевский наверняка рядом. Соболь от них ни на шаг не отступит. Вне всякого сомнения, они ищут возможность помочь. И не знают: единственно верный способ – разыскать Ржавского.
Будь Гонта на свободе, он смог бы это сделать. Найти-то его проще простого. Ржавый не зря бережет неожиданный трофей. Поставив себя на место бандита, майор признал: имеет крупный козырь, позволяющий начать любой торг с МГБ. Конкретно – с подполковником Ковалем. Выше Гришка просто не доберется, а начальник местного отдела для него слишком мелкая сошка. Аникеев не решит в подобной ситуации абсолютно ничего.
Положа руку на сердце, Дмитрий признался – на месте Ржавого рискнул бы начать точно такую же игру. Более того: Гонте очень хотелось перехватить инициативу. Здесь реальный путь к спасению. Тем более что майор, лежа здесь, в камере, избитый до полусмерти, уже знал больше, чем военный преступник Ржавский. Одно плохо – Дмитрий не мог сделать ход первым.