Охота на миллиардера
Шрифт:
— Я решительно осуждаю эту половую разнузданность с твоей стороны, Верунчик. Но, не могу не заметить, что подобный сексуальный опыт навсегда останется в списке твоих побед. Наша Вера становится слабой на передок, когда рядом оказывается никелевый магнат, надо же. Он хоть нормально трахается?
Я смеюсь, а Надя смотрит на меня, не мигая.
— Мне с ним было хорошо так, как не было за всю жизнь, — стыдливо отвожу глаза в сторону.
— А вот это уже плохо! — Люба мрачнеет и берет обеими руками кружку, грея ладони об её керамические
У Нади краснеют глаза, она моргает мокрыми ресницами, принимаясь хлюпать носом.
— Все очень сложно девочки. Как я могла так вляпаться?
Люба пожимает плечами, мол, не знаю. Я отворачиваюсь к окну. Чай остывает, а я питаю отвращение к холодному чаю.
— Он как-то проявлял дальнейший интерес? — осторожно интересуется Люба.
— Пригласил меня в ресторан, где обедало куча его знакомых. Туда пришла Дарья, — разглядываю чашку в моих руках. — Они обнялись, она его поцеловала…
Надя охает, вздыхая, что-то бормоча себе под нос.
— Значит, даже на место Дарьи рассчитывать не приходится.
— Звучит еще ужаснее, чем я об этом думала, — приподнимаю брови, скривив рот. — Я не могу ему отказывать. Рядом с ним я нахожусь в том возбуждённом состоянии, которое сложно объяснить, но которому подвержены все страстные натуры, привыкшие немедленно удовлетворять свои желания во что бы то ни стало. Когда Полянский трогает меня, я сразу же готова на все. Понимаю, вам стыдно за подругу.
— Ты влюбилась, — с мрачным удовлетворением констатирует Люба. — Нечего тут объяснять.
Ее слова пугают меня.
— Не выдумывай ерунду, Люб, — начинаю спорить, пытаясь убедить подругу. — Вера Образцова не способна влюбиться. Чтобы влюбиться нужно восхищаться человеком, ощущать какой-то трепет внутри, сладкое волнение, чокнутых бабочек… О боже, — падаю лицом на стол.
Люба грустно смеется и кивает головой.
— С первого взгляда, еще в том кафе, где он отшил меня. Признайся, тебя заводит то, как он разговаривает, дразнит, а потом жестко берет. Это твой фетиш. Еще ни разу мужик не обращался с тобой так, как Полянский.
В чем-то она конечно права.
— Ты должна прекратить это, — встревает Надя. — Никто не имеет права пользоваться моей подругой. Пусть ищет другую дуру.
— Нечего тут прекращать. Между нами ничего нет.
— Ты говоришь это с такой трагичной физиономией, — усмехается Люба одним уголком рта, прищуривая глаза.
— Ей будет больно, — шепчет Надя, поглаживая мою ладонь, лежащую на столе.
— Заканчивайте обе, — равнодушно отнекиваюсь. Не могу же я признаться подругам, что мне уже больно.
— Хочешь продолжать?
— Конечно, нет! — вру, не краснея.
— Возьми новое дело, отвлекись.
— Да, Люба права!
— Новый мужчина — новые проблемы. Может кто-то заинтересует тебя больше, и у Вас начнутся нормальные отношения, а не потребительские.
Прощаюсь с девчонками я иду на улицу, домой не спешу, решив прогуляться. С нашего с ним совместного обеда в ресторане прошла неделя. Признаться, мне плохо. Я впустила Полянского куда-то туда, куда раньше мужчин не пускала. И не могу с этим смириться. Полянский не звонил и не объявлялся. Все гораздо хуже, чем я рассказала девчонкам. Мне больно от собственной наивной надежды, которая все еще, пусть и слабо, теплится внутри.
Я видела его интервью по телевизору. Он стоял под дождем, все такой же красивый и властный. Один из бизонов держал над ним широкий черный зонт. Неподалеку, в черной широкополой шляпе, в темных очках, не по погоде, стояла Дарья. Красотка сопровождала его в деловой поездке. Журналистка, тыча микрофоном в лицо, поинтересовалась: «Почему, входя, по данным журнала «Forbes», в сотню самых богатых людей мира, Вы все еще держите в своем окружении предателей? Все эти деньги не спасают Вас от наездов!» Он ответил: «Потому что мы в России и здесь почему-то учителей, врачей, военных и пожарных мы уважаем… только вот на предпринимателей смотрим с подозрением, словно на мироедов, которых надо гнобить».
Девушка улыбнулась: «А вы не думали уехать?»
«Не дождутся!» — авторитетно вскинул подбородок Полянский и посмотрел прямо в камеру.
Я осознаю, что Полянский, он как крысолов. Он играет на дудочке, как гипнотизёр, а мы все ползем за ним на задних лапках…
Дважды побывав на собрании «Дамского клуба» я так и не согласилась на новое пари. Я все еще не могу стать прежней: острой и хищной. Меня будто засунули в банку с водой, где я, как розовая посудная губка, впитала всю жидкость и превратилась в непонятую размякшую субстанцию.
Мне по-прежнему плохо, грудь сжимает тисками, не хочется ни есть, ни пить. Но одним понедельничным утром мне снова звонят с незнакомого номера.
И задорный женский голос тараторит, важно сообщая:
— Руслан Владимирович желает поговорить с Вами.
Глава 30
Смотрю на телефон. Таймер звонка отсчитывает первую минуту разговора. Я не успела добраться до работы, остановилась на улице, возле стеклянной витрины огромного торгового центра. Недавно был дождь, он закончился, прохожие закрыли зонты и, переступая через лужи, спешат по своим делам.
А мне плевать, что я опаздываю на совещание библиотечных работников. Сжимаю аппарат, на что-то решаясь. Снова по просьбе барина Полянского звонит его секретарша. Сам он набрать мой номер не удосужился. Неприятно, опять неприятно. И тут боль обиды сменяется злостью. И что он себе возомнил? Что я, сломя голову, побегу с ним беседовать? Смотрю на свое отражение в витрине магазина. На моем лице поочерёдно отражается сложная смесь эмоций: от крайнего изумления до испуга, который почему-то сменяется диким гневом.