Охота на монстра

Романов Виталий Евгеньевич

До главного эксперимента оставалось менее суток: совсем недавно Марк Айштейн решил окончательно - опыт с «проколом» пространства, с образованием устойчивого тоннеля в иную реальность будет проведен завтра.

Завтра, и точка! Это значит, осталось совсем немного - а там как бог даст. «Со щитом или на щите» - кажется, так говорили древние…

Менее чем через сутки станет известно - кто он, Марк Айштейн? Гениальный провидец, талантливейший ученый, опередивший время? Или неудачник, имя которого не останется в истории? А вместе с ним в небытие уйдут и Януш Боку, и

он сам, Юрген Шлиман. Товарищи и соратники, все эти годы бившиеся вместе с лидером проекта над решением невероятно сложной задачи…

Сердце стучало так, что Юрген не мог спать, не мог думать ни о чем, кроме испытаний.

Или - или. Или они станут героями, чьи имена впишут в историю человечества золотыми буквами, или изгоями, объектом для жестоких насмешек.

Юрген тяжело вздохнул, вытер пот со лба. Выбрался из своего жилища в коридор, постучал в дверь Януша Боку. Теперь, накануне решающего эксперимента, Шлиман готов был выкинуть из головы все, даже ссору из-за Моники…

Кто бы мог подумать, что женщина встанет между двумя друзьями, прошагавшими плечом к плечу такую чудовищную дистанцию? От конференц-зала галактического института экспериментальной физики, от оглушительного свиста и оскорбительных выкриков до «Медузы». До рукотворного лабиринта, созданного в космосе благодаря энергии и энтузиазму трех ученых.

И Моники…

Шлиман постучал в дверь старого друга и, не дождавшись ответа, толкнул створку, которая оказалась незаперта. Он привык входить к Янушу вот так вот - без приглашения, даже без стука. Лишь в последнее время все изменилось.

В «квартире» друга царил полумрак.

–  Януш?
– тихо позвал Шлиман, но ответа не услышал.

Услышал какой-то тихий смех и… возню, что ли? В дальнем помещении, там, где находилась спальня.

–  Януш!
– Юрген, мысли которого были сосредоточены на завтрашнем эксперименте, шагнул вперед, нетерпеливо толкнул дверь.

Сейчас, накануне решающей битвы, он хотел помириться со старым другом. Он хотел завтра, в главный час своей жизни, идти в бой плечом к плечу с Янушем. Так, как было все последние годы.

Толкнул дверь и замер на пороге. Все-таки жизнь - сложная штука. В ней, в окружающем мире есть такое, что невозможно понять с помощью привычных органов чувств. Иногда вдруг случается - ни глаза, ни уши не в состоянии помочь, но ты четко знаешь ответ на вопрос.

Вот и сейчас произошло нечто похожее. Юрген замер на пороге, и те двое, в постели, тоже замерли, увидев вторгшегося человека. Совершенно неуместного в спальне.

А Юрген вдруг почувствовал, как резко кольнуло в сердце. Он-то сразу понял, что в постели Януша - Моника. Пусть даже девушка нырнула под одеяло, возможно, от смущения, от чувства неловкости за произошедшее, но Шлиман точно знал: это Моника Траутман. И не надо было ни слов, ни объяснений, ни верхнего освещения, чтоб проверить…

–  Юрген!
– кто-то тихонько тронул физика за плечо, и он резко вздрогнул, стряхивая с себя, будто осеннюю листву, картины из прошлого.
– Юрген! Дрешер, директор галактического института физики, отказался с вами говорить.

Узнал, что вы ничего не помните, и отказался. Но там, в коридоре, другой посетитель…

Шлиман очнулся полностью - включился в реальность. Перед ним стоял Герхард Липински, в аккуратно выглаженном белом халате, с аккуратной прической, с легкой улыбкой, чем-то напоминавшей улыбку Марка Айштейна. День проходил за днем, а лечащий врач не менялся, так, словно, однажды став образцовым медиком, он увековечил себя в виде эталонной цифровой копии.

–  Посетитель… - терпеливо повторил доктор.
– Только не Дрешер. Директор института физики не поехал. Узнав, что вы ничего не помните об аварии, он отказался от встречи, гм… сославшись на срочные дела.

–  Марк Айштейн?!

Шлиман разволновался, хотел подняться, но Герхард остановил его резким, испуганным движением ладони.

–  Януш Боку?
– по лицу медика пациент понял, что с первой попытки не угадал.

И опять не угадал.

–  Моника Траутман?!

Теперь не выдержал Герхард, потому что глаза пациента совершенно безосновательно засветились от радости. Наполнились счастьем, словно у ребенка, вдруг узнавшего, что его самая заветная мечта сбылась.

–  Нет-нет!
– быстро сказал Липински.
– Это офицер полиции, капитан Ортега.

–  Полиции… - сиявшие счастьем глаза разом потухли, стали почти безжизненными.

Затем пациент, три года пролежавший в коме, опустил веки.

–  Юрген, так пригласить его? Не возражаете? Сам я не в восторге, но… Капитан Ортега проделал многочасовую дорогу, чтобы побеседовать с вами…

Шлиман не ответил, лишь молча кивнул головой. Он мечтал о совсем других посетителях, совсем другом разговоре…

–  Юрген!
– еще не видя гостя, физик почувствовал его: это был чуть полноватый, уверенный в себе и энергичный мужчина средних лет.

Пожалуй, до сорока. Да, до сорока. Скорее, до тридцати пяти. Теперь Шлиман умел воспринимать окружающий мир без помощи зрения. Он поднял веки даже без любопытства - знал, что не ошибся. Посмотрел, чтобы проверить.

Не ошибся.

–  Юрген!
– чуть полноватый мужчина средних лет в форме офицера галактической полиции дружески улыбался.
– Я - Сантос Ортега! Вы не представляете, как я рад видеть вас в добром здравии!

–  Разве мы прежде встречались?
– медленно спросил физик, перебирая в уме знакомых, стараясь припомнить это лицо.

–  Ну, вы меня не знаете, - еще шире улыбнулся капитан, - но я-то с вами знаком уже три года, с момента аварии на «Медузе».

–  Аварии?!
– Юрген распереживался так, что неодобрительно пискнул какой-то прибор, липкими присосками подключенный к телу пациента.

–  Вы, пожалуйста, не волнуйтесь, - капитан озабоченно глянул на стойку с аппаратами, мигавшими разноцветными лампочками.
– Пожалуйста, не волнуйтесь, Юрген! Это очень важно, чтобы вы не волновались! А то господин Липински ворвется сюда и прогонит меня прочь. Еле-еле удалось добиться разрешения на беседу… Мне так важно снять с вас показания и наконец закончить эту историю!