Охота на мотылька
Шрифт:
Ссора с женихом больно ударила по, и без того, расшатанным нервам, вызывая в душе муторное чувство и предательскую, трусливую надежду, что всё обойдётся. Просто нужно время, чтобы остыть нам обоим. В глубине души я всё ещё отчаянно надеялась, что он меня любит и обязательно вернётся. Мне безумно хотелось верить в это, потому я запретила себе отчаиваться, решив поговорить с Иваном после того, как закончу со всеми делами, практически не сомневаясь, что всё образуется.
После риелторской конторы я съездила по нескольким адресам в поисках временного съёмного жилья, но уехала ни с чем. По иронии судьбы я вот-вот стану миллионершей, а съёмные квартиры оказались мне не по карману. Во всяком случает те, что были в хороших районах, в которые я по наивности сунулась.
Чтобы наверняка управиться с продажей в ближайшее время, сумму за свою квартиру я потребовала смешную, практически в два раза ниже реальной стоимости. Такой суммы мне хватит лишь на погашение долга брата и… на его лечение. Это стало условием моей помощи для Володи. Через тех же знакомых, которых у меня оказалось на удивление много, я нашла хорошую клинику, специализирующуюся на различных видах зависимости. Вот только поразительно дорогую. С ними я тоже связалась и узнала, что курс лечения для брата составит почти четыре месяца, каждый из которых стоил около двухсот тысяч.
Когда о моем решении погасить за брата долг узнала Катя, она разрыдалась у меня на груди, сбивчиво благодаря за помощь, однако Вовка был категорически против. Этот горделивый болван хотел отказаться, теша свою гордость, не глядя на риски и возможности, тогда как Катя моментально ухватилась за эту идею. Тогда невестка посмотрела на Вову и просто не оставила ему выбора, поставив ультиматум: или он соглашается на мою помощь с последующей выплатой долга, или она подаёт на развод. Стоит ли говорить, что Вовке просто некуда было деться? Но вот когда я поставила дополнительное условие, в виде лечения брата, задумалась даже невестка, которой предстояло остаться на целых четыре месяца одной с ребёнком и самостоятельно поддерживать убыточный бизнес до возвращения Вовки. Но, подумав, Екатерина согласилась, не желая более рисковать и каждый день опасаясь, что Вова может сорваться и вновь удариться в азартные игры.
Покатавшись несколько дней по городу в поисках подходящего жилья, я пару раз допускала мысль, а не пожить ли это время вместе с Катей? Всё же они мне должны, и вряд ли невестка осмелится указать мне на дверь. Но быстро отмела эту мысль. Зная и свой характер, и её, не менее тяжёлый, я поняла, что меня хватит ровно на полдня, прежде чем я сама же и сбегу. Одно дело, когда она благодарит меня за помощь, пребывая в безвыходном положении, и совсем другое, когда всё успокоится, опасность минует и появится такой раздражитель, как я. И, поверьте, я – та ещё пакость по характеру, а Катя тут мне мало в чём уступала. Наверное, потому мы и не могли с ней найти общий язык, довольствуясь редкими встречами. А вот брат, обладатель более мягкого и сговорчивого нрава, нисколько не страдал от доминирования жены в моральном плане. Видимо, закалённый горьким опытом проживания со мной…
Да и, если честно, мысль, что в одной со мной квартире будет почти чужой человек и ребёнок, пусть и любимый племянник, вызывала панику и отторжение. Особенно в свете появившейся любви к одиночеству.
Уже на четвёртый день мне позвонил риелтор с «радостной» новостью, что покупатель найден и готов заплатить сразу всю сумму. И я дала "добро", чтобы уже на следующий день мне сообщили, что я более не являюсь хозяйкой квартиры, а на мой банковский счёт поступила крупная сумма.
В тот момент я стояла посреди очередной съёмной квартиры, слушая тарахтения хозяйки. На меня напала какая-то апатия, и стало просто на всё плевать. В том числе и на квартиру, в которой я находилась и возненавидела с первого взгляда. Потому, перебив пожилую женщину, которая перечисляла уже сто первый пункт «нельзя», я сказала, что согласна на условия, заплатила предоплату за два месяца, подписала договор с ушлой дамочкой и получила жиденькую связку ключей на шнурке. Почему-то этот шнурок меня добил окончательно и, оставшись одна, я истерично засмеялась. И хохотала до тех пор, пока не обнаружила себя на пыльном полу, смеющуюся и глотающую крупные, горькие слёзы.
На следующий день я перевезла часть своих вещей с прошлой квартиры, откуда в моё отсутствие успел уже съехать Ваня, забрав все свои вещи и те, которые считал своими, но я не вглядывалась. Затем оплатила курс лечения брата, о чём и оповестила последнего в том, что его ждут уже на следующей неделе. Вовку это, разумеется, не порадовало, но мне было плевать. На всё плевать. Вдруг я поняла, что все чувства во мне словно перегорели, и вообще всё казалось дурным сном. Всё, кроме одного. В душе появлялись злость и ненависть. Такие жгучие, которые не давали усомниться, что всё происходит на самом деле. Но я была рада даже им, так как это было единственным подтверждением того, что я ещё не сломалась и не выгорела до конца, чего боялась… И на что в тайне надеялась, желая, чтобы вместе со всеми эмоциями ушла и застарелая глубокая боль, что не отпускала меня уже несколько лет и не давала нормально жить. Но родители бы не одобрили этих мыслей, потому я продолжаю бороться. Знать бы ещё, за что…
На следующий день я приехала к брату. Нет, у меня не было недоверия к Вовке, но в плане проверки я больше рассчитывала на Катю. Потому, пока сидела с Егоркой, семейная чета отправилась возвращать долг и забирать расписки брата.
Я думала, что всё должно произойти достаточно быстро. В моём воображении, во всяком случае, это происходило следующим образом: мои родственники зашли в кабинет, передали деньги, взяли расписки, проверили. А после, я очень надеялась, что Катя плюнет в рожу Рязанову, хоть и понимала, что это только мои мечты. Собственно, это и была причина, почему с братом не отправилась я, хотя он предлагал. Я боялась, что сорвусь…
Ни Вовке, ни Кате я не рассказала ни о ссоре с Ваней, ни о том, что переехала во второсортную квартиру… просто не хотела, чтобы меня жалели. Да и усугублять чувство вины брата не хотелось.
Однако всё это сильно подорвало меня, и держалась я исключительно на упрямстве, которое могло меня подвести, если увижу виновника моего положения.
И да, я отдаю себе отчёт, что Рязанов не виноват в проигрыше моего брата. Я отлично понимаю, что не могу винить мужчину в том, в какой ситуации оказалась моя семья. Однако его предложение всё ещё стучало в ушах, заставляя тошноту подниматься выше к горлу, а руки противно трястись. Совершенно иррационально я чувствовала себя… грязной, испорченной. Словно его предложение оставило метку на моей коже, или я сама дала повод для подобного предложения, хотя решительно не понимала, каким образом. И это было отвратительно. Желая доказать себе то, что это не так, вероятно, я делала поспешные выводы, пошла на кардинальное решение, когда на подкорке отчаянно билась мысль, что можно было бы найти другой способ, быть может, вновь поговорить с мужчиной, попытаться договориться на других условиях… Но его предложение и чувство, которое не отпускало после него, упорно толкало меня на отчаянные, крайние меры, просто принципиально, на подсознательном уровне страшась встретиться с холодными, бесчувственными глазами мужчины ещё раз и почувствовать себя той, за кого он меня принял.
Потому я трусливо осталась в квартире брата, дожидаясь родственников с известием, пока Егорка нещадно эксплуатировал меня в своё удовольствие. И только спустя почти четыре часа в квартиру вошли усталые, но довольные, с поразительно широкими улыбками, муж и жена.
– Как всё прошло? – нетерпеливо уточнила я, отбирая свою прядь волос из загребущих пальчиков.
– Замечательно, – улыбнулась Катя и с облегчением на лице села на пуф в прихожей, мечтательно посмотрев в потолок. – Расписки Рязанов вернул, наш юрист их проверил – всё верно. Долг мы вернули. Ровно десять миллионов.
– Отлично, – несколько натянуто улыбнулась я.
Я рада, что проблема решилась. Жаль, что таким образом. А я ведь до сих пор не знаю, как жить дальше. Понятное дело, что выкручусь… но когда? Надеюсь, прежде, чем депрессия поглотит меня окончательно.
– Дашка! – счастливо оскалился брат, что я покосилась на него с недоумением и подозрением в его душевном здоровье. Рассчитываться с долгами, конечно, приятное дело, но чтобы так… – Дашка, я спасён!
– Да, я в курсе, – не смогла я сдержать язвительность. Переглянулась с Катей, надеясь, что я не одна вижу в поведении брата странность. Но Екатерина реагировала спокойно. Разулась, подошла и взяла сына из моих рук, с чувством поцеловав светлую шевелюру на макушке Егорки.