Охота на мотылька
Шрифт:
– Нет. Формулировка была другой. Вовка даже толком не обратил внимания на его слова, не увидев в нем никакого двойного смысла.
– А ты, значит, увидела? – подняла я бровь и спрятала нервную усмешку за кружкой чая.
– Можешь считать меня мнительной, – насупилась Екатерина и посмотрела на меня прямым взглядом, а после иронично усмехнулась. – И знаешь, смотрю на тебя и всё больше убеждаюсь в своей правоте. Говори, что у вас произошло. Не обматерила же ты его?!
– Нет, – буркнула я. – Хотя очень хотелось.
– Угрожала? – вновь предположила Катя.
– Ты меня за кого принимаешь? – возмутилась я, с обидой посмотрев на невестку. Она пожала плечами и призналась:
– Полагаю, если бы я увидела Рязанова в тот день, перечисленное было бы меньшим, что я могла устроить сгоряча. – Я удивлённо покосилась на всегда уравновешенную и спокойную девушку, чем она меня всегда подбешивала, и позволила себе усомниться в её словах. – Не смотри на меня так, – буркнула она. – Ты меня практически не знаешь.
Тут мне крыть было нечем, потому я лишь вздохнула и помедлила.
– Он предложил мне обмен, – произнесла я, понизив голос, когда убедилась, что брат всё ещё воркует с сыном в детской.
– Что за обмен? – насторожилась девушка.
– Он готов был простить долг Вовки, за месяц полного владения моим телом. Я отказалась, – быстро проговорила я, пряча взгляд. Повисла тишина, сквозь которую прорывались лишь приглушенные звуки из детской. – Почему не сказала сразу? – охрипшим голосом спросила девушка и прочистила горло.
– А что бы это дало?
– Мы бы с ним не связывались.
– Потому и не сказала. И не хотела рассказывать.
– Володя должен знать…
– Не должен, – резко оборвала я её. – Это сугубо моё дело. Моя обида может стоить вам слишком много. Она того не стоит, если выгода от партнёрства с Рязановым превышает многократно. Ко всему прочему, ты сама сказала, что Рязанов уже жалеет о произошедшем. А встречаться с ним меня никто не заставляет.
– Ты потеряла квартиру из-за нас, – пожевала девушка губу и виновато посмотрела мне в глаза. – А теперь ещё переступаешь через свою гордость, чтобы помочь брату.
– В том-то и дело, Кать, что я не переступила, – упрямо произнесла я. – Было бы иначе, если бы я согласилась на предложение Рязанова. Так что моя гордость не пострадала. Пожалуй, только она у меня и осталась, – невесело улыбнулась я. – А квартира… Это всего лишь бетонный мешок. Заработаю на новую. Тем более, по прогнозам Вовки осталось потерпеть совсем немного, и вы сможете вернуть долг.
– Я так и не спросила… – замялась девушка окончательно. – Как на твоё решение о продаже квартиры отреагировал Ваня?
Я помолчала, подбирая слова и отчаянно сдерживая слёзы. Натянуто улыбнулась и заверила скорее себя, чем невестку:
– Всё будет хорошо.
ГЛАВА 5
Вернулась домой… точнее, во временное жилье, довольно поздно, так как вернувшийся на кухню брат не отпустил меня без празднования, в честь чего даже достал бутылку шампанского из своей коллекции, над которой аки Кощей Бессмертный чах, словно над златом.
Осмотрела маленькую, тёмную квартирку мрачным взглядом, еле сдержалась, чтобы не сплюнуть с досады, и прошла на кухню, чтобы заварить кофе. Спать не хотелось, а воспоминания всё роились в голове.
Правда ли Рязанов сожалеет? Хотя какая мне теперь разница? Очень надеюсь, что весь этот кошмар, наконец, закончился.
Лучше подумать, как всё исправить и жить дальше. Первым делом нужно поговорить с Иваном. Он, конечно, до сих пор обижается, но, надеюсь, остыл уже достаточно для спокойного разговора. А там я смогу его убедить, что всё будет хорошо. Он вообще очень отходчивый, так что дело за малым.
С этой целью даже потянулась к смартфону, чтобы позвонить Ване, но остановила руку на полпути. Нет, сегодня был слишком долгий и тяжёлый день. Лучше встретиться лично завтра. Точно, именно так и поступлю. Завтра, насколько мне известно, у него запланирована небольшая работёнка в художественной студии, где он подрабатывает моделью для позирования. Рядом со студией есть кафе, в котором он любит обедать, несмотря на то, что там готовят просто отвратительный кофе, отчего я это заведение старалась обходить стороной. Но завтра придётся посетить, заодно и поговорим с женихом.
С этими мыслями пошла в единственную комнату, застелила старенький, скрипучий диван, так как любая моя мебель просто не поместилась бы в эту квартиру, потому пришлось всё оставить бонусом для новых хозяев.
Сон не шёл. И дело даже не в неудобном спальном месте. В мыслях всё крутилось и крутилось одно и то же лицо, как я не старалась его гнать из своей головы подальше. А после взгляд упал на единственную коробку, которую я с собой перевезла из прошлого места – мои художественные принадлежности.
После недолгих раздумий решительно отбросила одеяло и сдалась на волю своему редкому и почти забытому вдохновению. Прежде оно посещало меня очень часто, и за работой я могла проводить почти сутки, не отрываясь ни на что другое. Как правило, эти картины всегда были более успешны. А после… после за один день я стала лишь тенью.
Подержала в руках кисть, проверила щетину, достала холст на картоне, включила освещение и поморщилась от света тусклой лампочки. При случае обязательно куплю помощнее. А пока…
С каким-то трепетным чувством, осторожным движением сделала первый мазок. После ещё и ещё… вскоре так увлеклась, что перестала обращать внимание на все: тусклый свет, холодный пол, уставшие босые ноги и окружающие звуки. Опомнилась тогда, когда ночь давно сменило солнечное утро, а соседи за стенкой стали шумно собираться на работу.
Растерянно моргнула и отошла на несколько шагов, оценивая работу. Рассматривая практически ненавистное лицо, была вынуждена признать, что мужчина всё же красив. Не в привычном смысле этого слова, но взгляд определённо цепляет какая-то резкая, мрачная красота. Даже больше, чем слащавые красавчики, наподобие того же Ивана. Тяжёлый, массивный подбородок, длинноватый нос, острые скулы, тёмные, глубоко посаженные глаза, которые смотрели на мир из-под широких густых бровей, тонкие губы с опущенными уголками рта и ярко выраженные носогубные складки. Зачёсанные назад тёмные, немного вьющиеся волосы, открывающие высокий лоб, добавляли ему строгости.